Служил солдат в Санкт-Петербурге лет двенадцать, и определили его в ундер-офицеры. Стали выпускать солдата на побывку. А у царя была дочь и бегала неизвестно куда. Сколь царь ни старался узнать, куда она бегает, — не мог. Знахарей призывал, все толку нет.
Отпустили ундера домой; пришел он, пробыл сколько надо — пора ворочаться. Пошел назад, и привелось болото обходить. «Дай,— думает,— перейду!» Идет болотом и видит: трое леших дерутся. Он и говорит им: «Бог помочь вам драться! Из-за чего дело-то?» — «Ах, служивый, рассуди нас, мы
Солдат идет и думает: «Теперь я царску дочь укараулю». Пошел к ротному: тот прогнал. «Что ты,— говорит,-на верну смерть пойдешь!» Он — к батальонному, и тот прогнал. Он — к полковнику, тот царю доложил. Царь призвал солдата: «Можешь?» — «Могу, ваше величество!»
Подали солдату самовар и водки и прислугу дали. Только царска дочь идет мимо его комнаты вечером и говорит: «Дайте служивому двенадцать бутылок столовой водки!» Принесли. Солдат не столь пьет, сколько в торбочку льет. Лег, свалился, притворился пьяным, на карачках ползет. Уложили его на кровать. Он одним глазом сквозь дверь смотрит. Вот царска дочь подошла к нему, полапала, а он сопит как пьяный. Пошла она в свою комнату, позвонила. Явился человек. «Принеси мне двенадцать пар башмаков!» Явились двенадцать пар башмаков: одни — на ноги, а остальные в салфетку. Взяла их под мышку, открыла под кроватью западню и в нее ушла.
Солдат надел сапоги-скороходы, шапку-невидимку — и — за ней. Она башмаки сносит, бросит, други наденет, бежит. Солдат — за ней, не отстает: «Торбочка, собирай башмаки!» И приходят в Медный сад. Солдат думает: «Надо хоть яблочко сорвать». Подошел к прекрасному дереву, цоп яблоко. Вдруг зазвенели струны, в бубны ударили, началась тревога. Дочь царская думает: «Если дальше пойду — узнают, куда я хожу. И с чего такая тревога?» Взяла и воротилась. Всю дюжину износила.
Солдат прежде ее бросился в постель и спит.
На другой день опять солдата угостить вздумала царская дочь: послала ему двадцать пять бутылок заграничной наливки. Он вылил девять бутылок в торбу и притворился, что пьян. Ночью опять в хрустальную дверь смотрит. Вот царская дочь подошла к нему, видит, что он спит, зазвенела в пружину. Вышел человек и принес по ее приказу двадцать пять пар башмаков. Она взяла одну пару, надела, остальные — в узел и ушла. Солдат за ней. Приходят оба в Серебряный сад. Захотелось солдату хоть яблоко сорвать. Цоп два в карман! Струны зазвенели; царская дочь испугалась: «Пожалуй, поймают меня, узнают, куда бегаю.
Дай ворочусь!» А пробежала она двадцать четыре тысячи верст. Вернулась назад, последнюю пару надела и дома, а солдат прежде нее залег.
На третий вечер принесли ей сорок пять пар, и прибежала она с солдатом в Золотой сад. Он опять яблоко цоп в карман. Струны зазвенели, царская дочь испугалась, побежала домой, а солдат прежде нее вернулся, опять завалился спать. На другой день царская дочь ему еще вина прислала, а он притворился, что спит крепко. Выпросил солдат у царя четвертую ночь.
Как ночь пришла — он опять за ней. А царская дочь велела себе принести семьдесят пять пар башмаков. Пробежали они Медный сад, пробежали Серебряный сад, пробежали Золотой сад, приходят к огненному морю, и на нем стоит огненная колесница. Она села в нее, и он за ней прыг: «Трогай, белоногой! На дворе не поздно!» Дочь царская дивится, кто это такой? Переехали на ту сторону, выходит человек и сводит царскую дочь за руки: «Пойдемте ко мне, душенька, в дом!» А дом стоит с золотой крышей, невдалеке. Вот и солдат за ними. Первая комната — зала, богато изукрашена. Показал этот самый человек перву комнату. Та дивуется. Повел в следующую, в одежную. Солдат и говорит, как они вышли: «Торбочка, забирай!» Та и забрала. Прошли одежную, вошли в посудную. «Вот тут у меня, душечка, золотая посуда». Солдат опять, как они в разливную вошли, говорит: «Торбочка, забирай!» Та только стены оставила, все по порядку забрала, и последнюю спальную — и ту. «Что это,— говорит царская дочь,— когда я садилась па коляску, кто-то сказал: «Трогай, белоногой! На дворе не поздно!» — «Это тебе, душенька, помстилось. Пора нам венчаться! Завтра приходи — обвенчаемся». Царская дочь ему и говорит: «Может, я завтра не опоздаю. Какой-то солдат-пьяница приставлен меня караулить». Вышла к коляске, солдат — с нею, и отправились: «Трогай, белоногой! На дворе не рано!»
А тот человек, значит, пошел в дом, видит — нет ничего, одни стены; обернулся шестиглавым змеем и кинулся в погоню, да огнем его опалило. Вышел он на балкон, ударился об землю и расшибся.
Л царская дочь износила все башмаки, надела последнюю пару, торопится домой. Солдат прежде нее завалился спать. Утром его не будят; часов в двенадцать присылают за ним генерала, идти к царю. Приходит солдат к царю, тот спрашивает: «Что, укараулил?» — «Укараулил. Позвольте мне очистить во дворце пять комнат!» Очистили. «Велите сенаторов собрать!» Собрали. И стал он рассказывать: «В первый раз дошел я до Медного сада».— «А что бы яблочко принести?» — спросил царь. «Извольте, ваше величество!» Взял и подает медное яблоко. «Во вторую ночь был я в Серебряном саду».— «А что бы яблочко принести?» — «Извольте, ваше величество». И подал серебряное яблоко. «В третью ночь был в Золотом саду».— «А что бы оттуда яблочко не взять?» — «Извольте». Подал золотое яблоко. «На четвертую ночь приехал я на огненной коляске через огненное море. Эй, торбочка, вынимай!» И полезли из торбочки ковры, посуда, одежа, все, что за морем у того змея было. «Ну, солдат,— сказал царь,— правда твоя: укараулил! Что же бы ты теперь с моей дочерью сделал?» — «Да что? Велите, ваше величество, повесить, так повешу, расстрелять — расстреляю, а велите жениться — женюсь».— «Ну, так женись, солдат!» — сказал царь.
Он и женился….
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)Мудрый Отец Русская Народная Сказка