Мертвец и солдат
Жил-был старик со старушкой, и у них было три сына. Старик стал помирать и ноги в стену упирать и громким голосом кричать, сыновьев своих сзывать: «Сыновья мои умны, сыновья мои разумны, я стал помирать, но если я помру, то сами меня не короните, а что ни дайте, да кого-нибудь наймите». И тот же час кончился.
Сыновья сошлись и думают: а кого бы нибудь да нанять, да кому бы нибудь скоронить отдать. И тот же час и как раз является солдат. Сказал солдат: «Мир вам, ребята! А что вы стоите да думаете?» — «Вот стоим мы,— сказали ребята,— думаем:
Приводят его в комнату, де отец мертвый лежит. Лежит старик в превеличающем гробу. Походил солдат круг гроба и сказал: «Запрягайте тройку лошадей со упряжкою своей!» Вот ребятки собрались, тройку лошадей впрягли, положили гроб на телегу и повезли его в кузницу.
Солдатик
Солдат был молодец, сел на гроб верхом и полетел на троечке в путь-дорожку, в большой лес. Доезжает вплоть до лесу; поздно вечером случилось: приходит глухая полуночь — лошадушки его стали потеть, а колеса стали скрипеть. Как пришла глухая полуночь, лошадушки его стали, а колеса к земле пристали, а обручья с гроб долой слезали, тот же мертвец показал свой живой образец. Солдат видит — дело плохо. Стоит в лесу, при край дороги — три белых березы, солдат спрыгнул с телеги и влез на березу. Мертвец кричит громким голосом: «А где же ты, солдат?» — «Я — здесь, — говорит,— сижу на березе».
Подбегает мертвец к березе и давай грызть березу. Березу подгрыз, она свалилась; солдат на вторую перепрыгнул. Как береза свалилась, подбегает мертвец к вершине, думает: солдат тут упал. На вершине пошевырял и солдата не видал. Сказывает мертвец: «Да де же ты, солдат?» — «На другой березе». Он другую — стал и другую подгрыз. Другая повалилась — солдат на третью перелез. Мертвец бросился ко второй вершине и думает, что солдат тут лежит, а солдат на третьей березе сидит. И этим дело кончилось. Глухая полночь прошла; кочета запели, свят дух по земле пошел, а нечистый дух скрозь землю прошел, а мертвец во гроб взошел и лежит — как спит.
Солдатик с березки слезал, гроб крышкой закрывал и веревкой завязал; тройку лошадей в селенье назад обрачал, опять к кузнице подъезжал. «Господин кузнец, сделай-ка обручики поздоровше! Заклепай, пожалуйста, покрепше!» Кузнец тотчас самые здоровые сделал обручи и здорово их заклепал, и солдатик оборотил своих тройку лошадей и опять полетел.
Ну, это скоро только сказка сказывается, а это не скоро дело делается. Уж это на другую ночь пришлось. Едет солдатик дремучим лесом, и вдруг кони его притупели. Прихватыват его глухая полуночь, и прежде соскочил с ног железный обручок, потом крышка хлоп долой! Солдат испужался, на лошадку на пристежную верхом бросался. Выходит мертвец из гроба и спрашивает: «Солдат, де?» — «Здесь, сижу на лошаде». С левого боку пристужную лошадку мертвец съел. Солдатик на вторую перепрыгнул. Спрашивает мертвый старик: «Ты, солдат, де?» — «Сижу на второй лошаде».— «Ах, протакая мать! Тебя нигде не найдешь!» Кочеты запели, мертвец бряк в гроб и лежит, как мертвый спит.
Солдат видит: дело плохо — ни день, ни ночь не спит и в лес дальше везет — и дальше, и дальше, и опять его прихватила темная ночь. Мертвец встает из гроба; солдат видит: дело плохо, бросатся на корневую лошадь и едет. Мертвец кричит: «Солдат, ты де?» — «На корневой лошаде!» — «Ну, теперь же доберусь!» И начал лупить с хвоста и лупить до гривы. Шкуру лупит, мясо жрет, а солдата к себе ждет. А солдат был прозваньем Лоха, а видит плохо; скидовал одежду и бросал ее на дорожку, а сам бегом айда да айда по дороге! Мертвец лошадку ободрал и спрашивает: «Ты, солдат, де?» Хвать, только одно место знать!
Солдатик айда да айда по дорожке. Ну, этот мертвец был не простец — колдун и еретник, горький пьяница: понюхал его следочки и айда да айда! Солдат бежит прытко, лишь только пятки в зад утыкаются; остановится да послушает, как мертвец бежит — вся земля дрожит. Солдат видит впереди огонек и бежит да бежит — индо из глаз слезы льют. Мертвец его догоняет и крепко ему приг раживает: «Да не уйдешь, солдат! С живого шкуру еде ру! Живого не пущу!»
К огоньку солдат подбегает: тут келейка стоит. В келье огонек горит, а на мертвой лавке гроб стоит; во гробу второй мертвец лежит. Солдатик мык в дверь! Под порогом-то в избе превеличающий кобель, под названием собака.
Вдруг кочеты запели, мертвец и говорит: «Ну, да помни же, вшивая губа, да не забудь, как по тройке лошадей берут!» И тут же провалился скрозь землю, верх ногами прошел.
А солдатик в избенке стоит, свету вольного ждет. Как день рассветало, солдат вышел из келейки и не знает куды идти, что делать. Де он бег — дорога травой заросла и нельзя ни пройти, ни проехать. И стоит, думает: «Что я, дурак, сделал? Не жилось мне на вольном свету. Куды сейчас пойду?» Обратился опять в эту келью и решился тут ночевать. Лег себе на печку, и пришла темная ночь. Солдат темную ночь не спит, во все глазыньки глядит.
Как пришла глухая полночь, встает мертвец, зубами скрехчет, слюнями прыщет. «Эх, солдатик, теперь ты мне попался! Мяса наемся и крови твоей напьюсь!» И сейчас солдат лежит ни живой, ни мертвый. «Простите,— говорит солдатик,— мои срочнички! Мне сейчас живому не быть». И лезет мертвый человек к солдату на печь. Преогромный кобель вскочил и цоп да цоп мертвеца! Взял его за шиворот и давай драться, как с собакой. До тех пор дрались, индо оба в кровь изорвались. А солдат на печи сидит — и ни жив, ни мертвый. Кочеты запели, и мертвец в гроб убрался. И вдруг рассветало. Собака опять на прежнее место легла, как лежала, и солдатик выходит вон из келейки, и вдруг ему показалось, где он бежал прежде — дорожкой, и ударился по ней бежать. Выбежал на чистое поле и набежал на мертвых лошадей. «Слава те богу! Закажу топерь детям и внучатам тройку лошадей не брать и мертвых людей не коронить!»
Отправился домой и в своем доме стал жить да быть и лошадушек своих добывать.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)