Жили были старик со старухою, и была у них дочка. Долго ли, коротко ли пожила старуха на свете, да и вздумала помереть; а как помирала, вот что наказала старику:
— Если ты, старик, вздумаешь жениться, то смотри не бери той вдовы, что по соседству живет со своей дочкой. Она тебе будет женою, а нашему дитятке не будет матерью!
— Ладно,- говорит старик,- ни на ком не женюсь!
Вот схоронил старик старуху и поминки справил, как полагается, да и живет один-одинешенек. А малое время спустя шел он как-то селом да и зашел к той вдове, о которой старуха
— Я давно этого ждала! — говорит.
Вот забрала она все свое добро и вместе с дочкой пошла жить к деду.
Живут они все вместе — старикова дочка и старухина дочка. И невзлюбила злая баба старикову дочку: донимает бедную девку. Да и меж собой девушки часто ссорятся.
Пойдут, бывало, на посиделки — старикова дочка прядет, а старухина знай, всю ночь гуляет. А гуляючи-то, всю пряжу спутает да порвет. Домой идут рано утром. Дойдут до перелаза — старухина дочка говорит:
— Ладно,-отвечает,-на, сестрица.
Вот, пока старикова дочка перелезает, старухина схватит пасмы, прибежит к матери и наговорит с три короба, будто падчерица всю ночь гуляла, пряжу порвала, перепутала.
— А я пряла и домой поспешала. Видишь, какая она ленивая, нерадивая!
Придет старикова дочка домой, а мачеха ну ее бить — колотить, деду жаловаться:
— Никудышная твоя дочь — не хочет работать! А ты не хочешь ее учить!
Как мачеха ни злилась, как ни издевалась над падчерицей, что про нее деду ни наговаривала, та все терпит: работает себе молча. А бабе досадно смотреть на нее, обидно, что дед ее жалеет. И стали они с дочерью советоваться, как бы эту падчерицу совсем со свету сжить.
И начала старуха к старику приставать:
-Твоя дочь ленивая, ничего не хочет делать, только гуляет да спит. А ты все ее жалеешь! Ты б лучше отдал ее в батрачки.
— Да куда я отдам-то? — спрашивает дед.
— А коли некуда, веди куда знаешь. Чтоб дома духу ее не было!
И так проклятая баба пристала к деду, так его изо дня в день допекала, что дед свету белого невзвидел. Жалко дочери, а ничего не поделаешь.
Вот собрались они, пошли. И зашли в дремучий лес. Дочка и говорит:
— Иди, батюшка, домой, а я дальше одна пойду. Авось найду себе работу.
— Ладно,- отвечает дед.
Попрощался да и пошел в одну сторону, а девушка — в другую.
Вот идет она, идет этим дремучим лесом; смотрит — стоит яблонька, да такая запущенная, бурьяном заросшая, что и не видно ее.
— Девушка-голубушка,- говорит эта яблонька,- обчисть меня, прополи меня, я тебе шибко пригожусь!
Ну, старикова дочка засучила рукава, обчистила эту яблоньку, прополола, песочком кругом посыпала. Яблонька поблагодарила ее, и девушка пошла дальше.
Идет она, идет, захотелось ей пить. Подошла она к родничку, а родничок говорит:
— Девушка-голубушка, почисть меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!
Вот девушка вычистила тот родничок и кругом песочком посыпала; родничок ее поблагодарил, и пошла она дальше.
Бежит навстречу собака, да такая шелудивая, глаза б не глядели, и говорит:
— Девушка-голубушка, почисть меня, причеши меня, я тебе шибко пригожусь!
Вот девушка эту собаку вычесала, репьи из хвоста вытащила.
— Спасибо тебе, милая!- говорит собака.
— Не на чем,- сказала девушка и пошла дальше.
Смотрит — стоит печь, облупленная, черная, а рядышком глина лежит. Вот печка и говорит:
— Девушка-голубушка, обмажь меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!
Ну, девушка замесила глину, обмазала ее кругом, как следует быть, цветами да листьями разрисовала. Печка поблагодарила девушку, и она пошла дальше.
Идет, идет — встречается ей женщина.
— Здравствуй, девушка! — говорит.
— Доброго здоровья!
— Куда же это ты идешь?
— Иду — может, где в батрачки наймусь.
— Иди ко мне!
— Ладно,- отвечает девушка,- пойду.
— У меня,- говорит женщина,- будет нетрудно, лишь бы ты делала все так, как я тебе покажу. Сумеешь?
— Почему ж не суметь? Один раз покажете, а дальше сама буду знать.
Вот пришли они в хату; женщина и говорит:
— Ну, девушка, видишь — стоят горшки. Поутру и вечером будешь ты кипятить в этих горшках воду, воду эту будешь выливать в корыто, насыпать туда муки и делать болтушку. Только гляди, чтоб не горячо было! После будешь становиться на пороге да свистать громким посвистом трижды. И сползутся к тебе разные зверюшки — ты накормишь их хорошенько. Да не бойся их — зла тебе никакого не будет.
Девушка сказала:
— Ладно, все исполню, как вы приказали.
Вот они поужинали. Затопила девушка печь, нагрела воды, вылила в корыто, муки туда всыпала и заболтала. Потом стала на пороге, трижды громким посвистом свистнула — как полезло всякое зверье к корыту. Наелись и расползлись, куда кому надо.
И так целый год старикова дочка служила и делала все, что приказывала ей хозяйка. Вот кончился год, и говорит хозяйка стариковой дочери:
— Слушай-ка, девушка! Сегодня ровно год, как ты у меня. Ежели хочешь, оставайся еще. А не хочешь — как хочешь. Ты хорошо у меня работала, спасибо тебе.
Девушка поблагодарила хозяйку за хлеб, за соль и за все и сказала так:
— Хочу домой. Спасибо вам, хозяюшка!
А хозяйка и говорит ей:
— Так иди же выбери какого хочешь коня и повозку.
А сама наготовила ей полную укладку всякого добра и проводила до опушки. Там они и попрощались. Хозяйка вернулась домой, а старикова дочка поехала домой и радуется, что все так хорошо обошлось.
Вот едет она мимо той печи, которую когда-то обмазала, глядит — а в ней полнехонько пышек. Печь и говорит:
— Девушка-голубушка, на тебе эти пышки за то, что ты меня прибрала да приукрасила.
Девушка поблагодарила и только подъехала к печке, пышки — прыг, прыг! — и попрыгали сами в повозку. Печь заслонилась, а девушка поехала дальше.
Вот едет она да едет, смотрит — бежит собака и несет монисто (ожерелье), такое красивое, блестящее, длинное. Подбежала собака к повозке и говорит:
— На тебе, девушка-голубушка, за то, что ты мне шерстку причесала и репьи из хвоста вытащила!
Девушка взяла, поблагодарила и поехала дальше радуючись.
Вот едет, и так ей захотелось пить, нет терпенья!
«Заеду,- думает,- к тому родничку, что я чистила,- может, там напьюсь».
Вот заехала, смотрит — полон родничок воды, даже через края переливается. А на бережку стоит золотой бочонок с ковшиком.
Родничок и говорит:
— Напейся, наполни бочоночек, да и ковшик прихвати.
Стала девушка пить, а это не вода, а вино. Да такое хорошее, какого она никогда и не пивала.
Вот набрала она полный бочонок — и ковшик не забыла. Ну, едет себе дальше.
Смотрит — стоит яблоня, такая густая, глаз не отвести. А на ней яблочки серебряные, золотые — много-много! Вот яблонька и говорит:
— Девушка-голубушка, на тебе этих яблочков за то, что ты меня обчистила, приукрасила.
Девушка сказала:
— Спасибо!
Подъехала под яблоньку, а яблочки — прыг, прыг! — сами в повозку.
Вот приехала старикова дочка домой и зовет:
— Батюшка! Идите забирайте добро!
Вышел дед из хаты, смотрит — дочка приехала; он обрадовался, кинулся к ней да и говорит:
— Где ж ты, дочка, была?
— Служила, батюшка, — говорит дочка — Несите добро!
А добра-то полный воз, еще и монисто дорогое!
Стали в избу вносить — то хорошо, а это еще краше. Вот увидела баба, что старикова дочка навезла всякой всячины, и напала на деда:
— Веди да веди мою дочку туда, куда свою водил!
И так она к нему прилипла, что он сказал:
— Пускай собирается, поведу.
Вот попрощались, и пошел старик со старухиной дочкой. Зашли в лес, старик и говорит:
— Ну, иди, дочка, а я вернусь домой.
— Ладно,- отвечает.
И разошлись: девушка в лес пошла, а старик домой вернулся.
Вот идет старухина дочка дремучим лесом, смотрит — стоит яблонька, такая запущенная, бурьяном заросшая, что и не видно ее.
— Девушка-голубушка, — говорит эта яблонька,- обчисти меня, прополи меня, я тебе шибко пригожусь!
А девушка отвечает:
— Как бы не так, стану я руки портить! Некогда мне! — И пошла дальше.
Смотрит — течет родничок, да такой грязный, ряской одетый.
Вот он и говорит:
— Девушка-голубушка, почисти меня, укрась меня, я тебе шибко пригожусь!
— Да что вы навалились на мою голову! Некогда мне — идти надо!
Это так сказала старухина дочка и пошла дальше.
Вот идет она мимо той печи, а печь и говорит:
— Девушка-голубушка, обмажь меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!
— Нашла дуру, стану я мараться!- сказала старухина дочка, осерчала и пошла дальше.
Смотрит — бежит собака, да такая шелудивая, что гадко на нее взглянуть.
— Девушка-голубушка, почисть меня, причеши меня, я тебе шибко пригожусь!
Девушка поглядела да и говорит:
— Выдумала, что сказать! Такая паршивая, а хочет, чтобы я с ней возилась! Не дождешься! — И пошла дальше.
Вот повстречалась ей та самая женщина, у которой старикова дочка служила.
— Здравствуй, девушка! — говорит.
— Доброго здоровья, тетенька!
— Куда ты идешь? — спрашивает.
— Да хочу, тетенька, наняться куда-нибудь.
— Иди ко мне!
— Ладно, тетенька. А какая у вас работа?
— Да нетрудная, дочка! Лишь бы ты сумела все сделать, как я скажу.
— А почему не суметь? Раз скажете, а на другой раз сама знать буду.
— Вот что, девушка,-говорит женщина, — видишь — стоят горшки? Поутру и вечером будешь ты кипятить в этих горшках воду; воду эту будешь выливать в корыто да насы-пать туда муки и делать болтушку. Только гляди, чтоб не горячо было! После будешь становиться на пороге да свистать громким посвистом трижды. И соберутся к тебе разные зверюшки; ты накормишь их хорошенько, они и уползут, кому куда надо. Да не бойся их — зла тебе никакого не будет. Сумеешь сделать?
— Сумею!- сказала старухина дочка.
Вот они поговорили, а вечером старухина дочка затопила печь, поставила горшки с водой и, как только вода закипела ключом, всыпала туда целую мерку муки, и получилось не пойло, а месиво. Вывалила она это месиво в корыто, сама стала на порог, свистнула раз, другой, третий… Вот стали собираться разные зверюшки. Бросились они к корыту, и какой ни схватится за еду — так и падает наземь кверху лапами. Так все и подохли — обожглись да подавились.
Видит старухина дочка, что все наелись, легли, а не встают, пошла к хозяйке и говорит:
— Что это у вас, хозяйка, скотина какая чудная? Все наелись, легли и не встают!
— Как не встают? — крикнула хозяйка и кинулась к корыту.
Увидала, что неживые все, схватилась за голову да как закричит:
— Ой, батюшки, ой, родимые! Что ты наделала! Ты их погубила!
И бранилась и плакала, да ничего не помогло. Ну, сложила она всех зверюшек в укладку и заперла на ключ.
Вот кончился старухиной дочке год, дала ей хозяйка коня шелудивого да телегу разбитую, немазаную, а на эту телегу поставила укладку с дохлыми зверюшками и выпроводила в лес.
Доехала старухина дочка до той печки, и сильно ей захотелось есть. А на шестке пышки — сдобные, румяные. Только потянулась старухина дочка за одной, а пышки — прыг, прыг! — и ускакали в печку. Заслонка хлопнула, печка и говорит:
— Э-э, девушка, не обмазала мне бочков — не видать тебе и пирожков!
Заплакала девушка и поехала дальше.
Доехала она до родничка, и сильно ей захотелось пить. Смотрит, а вода так и льется; она скорей туда, а родничок вдруг высох да и говорит слабым шепотом:
— Э-э, девушка, не хотела мне пригодиться, не придется теперь и напиться!
Заплакала девушка и поехала дальше.
Доезжает она до яблоньки. А на ней яблочков так много, что негде курочке клюнуть, да такие все хорошие — серебряные, золотые. Вот она и думает: «Дай хоть яблочков натрясу, матери гостинца отвезу».
Только подошла, а яблочки — скок! — все, как одно, кверху. Яблонька и говорит:
— Э-э, девушка-голубушка, не хотела меня в порядок привесть, не будешь и яблочков есть!
Заплакала старухина дочка и поехала дальше.
Смотрит — бежит собака, и у нее на шее висит монисто, такое красивое, блестящее да длинное. Бросилась девушка за этой собакой — монисто отнять хотела, а собака и говорит:
— Э-э, девушка, не хотела меня причесать, обрядить — в ожерелье тебе не ходить!
Да и убежала. Заплакала старухина дочка и поехала домой.
Вот приехала она домой — зовет старика со старухой:
— Идите забирайте добро!
Дед и баба выбежали из хаты, смотрят — дочка приехала. Обрадовались, повели ее в хату, внесли укладку. Вот открыли они укладку — смотрят, а там жабы, ящерки, гадюки! Баба как закричит:
— Дочка, что это такое?
Тогда старухина дочка стала рассказывать, что и как было. Рассказала все, а старуха и говорит:
— Сиди уж лучше дома. Та добра привезла, а ты гадюк околелых! Еще, хорошо, что жива осталась.
Вот так они и живут: хлеб-соль жуют… Я там была, мед — пиво пила, мимо рта текло, а в рот не попало. Коромыслом сено возят, оберемком воду носят! Старикова дочка замуж пошла, а старухина и до сих пор живет в вековухах.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Казка Про Кощея Безсмертного