Жил в селе бедный старик, и был у него сын Ахмет. Вот собрался старик помирать и зовет к себе сына.
— Мальчик мой, — говорит, — хочу я перед смертью оставить тебе завещание.
Удивился сын.
«Какое, — думает, — завещание может оставить мой бедный отец, если всю жизнь работал, не покладая рук, а добра не нажил?»
А старик вздохнул и говорит:
— Хочу, чтобы было у тебя в каждой из соседних деревень по дому.
Еще больше озадачили эти слова Ахмета.
«Какие, — думает, — дома, если и наш-то не сегодня, так завтра
А старик продолжает:
— Не спеши с людьми первым здороваться, пусть сначала они тебя поприветствуют.
Вот тогда и сам шапку снимешь да поклонишься.
Призадумался сын:
«Совсем плох мой бедный родитель. Как это я могу ни с того ни с сего возгордиться? От меня, пожалуй, в первый же день все соседи отвернутся, да еще и невеждой назовут».
Старик взял сына за руку.
— И последний мой наказ, — молвит, — ешь всегда вкусно…
Что-то еще хотел добавить. Но вздохнул в последний раз и помер.
Поплакал сын, погоревал, а работа не ждет. Пора бы уже и в поле ехать, пахать да боронить.
Запряг
«И чего это я в поле собрался? Ведь отец перво-наперво наказывал позаботиться о доме в каждой деревне».
И так ему жалко себя, что есть захотелось. Нашел Ахмет корку черствого хлеба. Уже собрался укусить, да вспомнил: отец велел есть вкусно, а тут корка хлеба наполовину с мякиной.
Уже свечерело, а Ахмет все умом раскидывает: как жить дальше? Слышит — в окно стучат. И входит в дом странник с ног до головы в дорожной пыли, пустая сума за плечами.
— Проходи, добрый человек, — говорит ему Ахмет, — гостем будешь. Угол у меня всегда найдется. Только вот за угощение не взыщи: кроме этой черствой корки, в доме ничего нет.
— Отчего так? — спрашивает странник.
— По родительскому благословению живу, — отвечает Ахмет. — Но и эту корку нельзя мне грызть. Отец завещал есть вкусно. Нельзя мне и в поле ехать. Да и как ехать, если в первую голову надо о доме в каждой деревне подумать? Отец не велел мне первым ни с кем здороваться, а всех добрых людей стороной не обойдешь, за версту не объедешь.
Грустно улыбнулся странник.
— Хороший, — говорит, — человек был твой отец, мудрый человек. Верный ты сын и достоин отца своего. Да не так ты его понял. Вот что я тебе скажу: сейчас ложись спать, а утром поднимайся ни свет ни заря и поезжай в поле. Об остальном не печалься. Все придет само собой.
Еще предрассветный туман не рассеялся, а Ахмет был уже на ногах. С опаской да с оглядкой выехал за ворота. Глядит — никого нет. Версту проехал — никого. Уже и село позади — ни одного встречного. Повеселел Ахмет. «Или повезло, — думает, — или я первым на селе проснулся. Надо и завтра так же сделать».
К полудню вспахал он свой клочок землицы. Заборонил его. Рожь посеял. Еще отрадней на душе стало. Хотел прилечь на меже, передохнуть немного, но видит — идет к нему через поле человек. Испугался Ахмет: «Теперь-то уж наверняка придется мне первому здороваться!» И хотел было спрятаться. Да куда там! Человек сам шапку снял.
— Здравствуй, — говорит. — Красиво ты работаешь. А вот у меня лошадь пала. Теперь и делянка моя недопахана, и рожь не посеяна, и, видно, сидеть моим ребятишкам всю зиму без хлеба.
— Не бывать тому, — говорит Ахмет. — Где твоя делянка?
— Да вот она, за дорогой, у соседнего села.
Солнце на закат пошло, когда Ахмет с новым своим другом бросили в землю последние семена и наконец-то утерли пот.
— Как мне отблагодарить тебя? — задумался друг. — Просто так я тебя, Ахмет, не отпущу. Зайдем в мой дом. Да что я говорю! Он отныне такой же мой, как и твой. Двери в этом доме для тебя всегда открыты.
— Сегодня не могу, — говорит Ахмет, — мне бы засветло в свое село успеть. Но есть у меня теперь дом в вашем селе, и это главное.
— Тогда уважь, возьми на дорогу лепешку. Она из тех же семян, из того же зерна, что мы сейчас сеяли.
Первым выехал в поле Ахмет, вернулся в село последним. А люди все примечают. Любят люди добрых и работящих. Каждый рад поприветствовать Ахмета, о здоровье справиться.
Приехал Ахмет домой. Сел за стол. Стал жевать лепешку. Стал отцово завещание вспоминать. Тут и напутствие странника само собой вспомнилось. А лепешка после трудного денька такой вкусной показалась — слаще меда!
Дрозд Еременвич Русская Народная Сказка