Один богатый человек, когда состарился и близкую смерть почуял, позвал своего сына и сказал ему:
— Видишь, сын, я уже старик, да еще и хворый. Пойди, покличь соседей, я сделаю завещание, как тебе моим добром владеть.
Сын тем отцовским словам подивился и спрашивает:
— Зачем, отец, завещание делать? Ведь я же единственный наследник, мне и без того все остается. Зачем же соседей звать?
Но отец ответил:
— Я хочу свое желание при двух свидетелях высказать. Ты моей воле не противься, ступай за соседями.
Сын видит, что
— Добро мое после смерти тебе, сын, отойдет. Но слушай мой наказ и непременно его исполни. Запомни крепко: первое — пану денег в долг не давай, второе — в корчму хорошую одежку не надевай, третье — жене секрета не рассказывай, четвертое — чужое дитя в дом не бери. Вот тебе мой наказ.
А через неделю и помер старик. Похороны были богатые, добра-то в доме было через край и денег несчетно. После похорон собрались соседи, как обычай велит, выпить,
Месяца не прошло после свадьбы, позвал их пан на веселый пир, а во время того веселья попросил у молодых взаймы тысячу злотых работникам за жатву заплатить. По осени, мол, как хлеб продаст, тут и вернет он долг. А Франек уж хмельной был, позабыл он отцовский наказ и согласился.
Жизнь у молодых ладилась, всего у них было вдоволь. Как-то раз поехал Франек в город, возвращается назад, смотрит — дитя сидит у дороги и плачет. Жаль ему стало дитяти, поглядел он на него, поглядел вокруг — никого. Взял он дитя и привез домой. Мальчик был пригожий, назвали его Яном, мать его не нашлась, так и остался он у Франека в доме. Забыл он про второй отцовский наказ.
А дальше-то что вышло? Пригласили его раз в корчму, разоделся он, принарядился, а там драка вышла и порвали ему рубашку-то. Тут припомнил он отцовский завет, и стукнуло ему в голову, что он еще и пану денег в долг дал. Уж зима на дворе, а пан-то о деньгах и не вспоминает.
Пошел Франтишек к пану напомнить про тысячу злотых. Что и говорить — деньги большие! Встречают его неприветливо. «Ладно, — думает Франек. — Я свою правду знаю, денежки вытребую». И спрашивает у пана, когда тот долг отдаст. Пан усмехается, вроде и не слышит. Тогда Франека злость взяла, он крик поднял:
— Отдавай деньги!
А пан тоже в крик:
— Дурак ты, дурак! Это не я у тебя в долг брал, это ты мне долг отдал, как закон велит! Ведь твой отец на моей земле свой достаток нажил, моего добра натаскал! Забыл ты, верно, что он тебе наказывал должок этот мне уплатить! Проваливай отсюда подобру-поздорову!
Ушел Франтишек от пана, пригорюнился, что делать не знает, только отцовский завет про себя твердит. Спросила дома жена, отчего он такой печальный — он ей все рассказал: три-де отцовских наказа нарушил.
От панского подвоха он не обеднел, но задумал пану отомстить и денежки вернуть. Был у пана сын единственный, трехлетнее дитя. Увез его Франтишек в Краков, там заплатил людям, чтобы они его учили и одевали, как панского сына. А сам поскорей домой вернулся. Жена ему и рассказала, что, мол, отлились пану наши слезы, сын у него пропал, говорят-де, что зверь лесной его утащил. Франек ничего ей не ответил, только головой покачал, а сам подумал: «Вот помучайся, пан, за мою кривду, а там видно будет».
Теперь он отцовский завет помнил крепко: пану денег в долг не давай, в корчму не наряжайся, «Неужели же, — думает, — отец и в том прав был, что жене секрета выдавать нельзя? Надо бы проверить, впрямь ли у бабы настолько волос долог, а ум короток». Но жена у него в это время на сносях была, и решил он пока промолчать, чтобы с дитятей чего плохого не сталось.
Вот родила жена, от хворей оправилась, и поехал Франек в Краков проведать панского сына. Видит — растет панский сын сильным да умным. Порадовался он, спасибо сказал добрым людям, которые его растили, и опять денег дал на учение.
А у пана в усадьбе жизнь безрадостная. Как же — единственного сына лишились, где искать не знают. Сын — как сквозь землю провалился, следа не осталось. Сердце у пана кровью исходит, а Франек радуется. «Ну, — думает, — пора последний отцовский наказ проверить». Прикинулся он, будто с тоски чахнет — жена и говорит ему:
— Мы здоровы, в доме достаток, сынок у нас пригожий, а ты все кручинишься. Скажи, чего тебе еще надобно? Если горюешь о деньгах, что за паном пропали, бог с ними, вам хватает.
А он ей отвечает:
— Есть у меня тяжкое дело на совести, да отцовский наказ молчать велит.
Жену любопытство разобрало, какой такой секрет муж от нее скрывает. Вот она опять про то же толкует:
— Живем мы лучше некуда, а если что с тобой случилось, так я тебя никогда не выдам, я тебе верная жена. Не бойся, скажи, какая у тебя беда.
— Как же не печалиться мне? — муж отвечает. — Пан наш о сыне горюет, а ведь это я сына его утащил, отомстить хотел за наши деньги. Привязал ему камень на шею, да и бросил в пруд на глубоком месте.
Жена страшно перепугалась, слова вымолвить не может. А потом и говорит:
— Отец виноват, что деньги наши не отдал, а сын-то — безвинное дитя. Зачем же ты его погубил? А ну, если бы с нашим сыночком кто-нибудь такое злодейство сотворил бы!
Но потом другую речь повела, и муж вроде бы повеселел. А сам скрыл, что неправду сказал, что сына панского топить и не думал.
Годы идут, а Франтишек с женой живут безбедно. Дождались они еще одного сына и дочки, приемный сын растет, панский сын на их деньги обучается.
Уж стал Франтишек подумывать: не все-де отцовские предсказания оправдались, бережет жена секрет, живут они в счастье и согласии. Стал прикидывать, как бы пану сына вернуть.
Поехал он раз в Краков панского сына проведать, вернулся домой сердитый и стал чего-то жену ругать: и это ему не так, и то не этак. Жена разозлилась, крикнула:
— Ты что как с цепи сорвался? Чего тебе надо?
И тут, как это бывает, хвать его кулаком! А Франтишек в ответ палкой ее по спине вытянул. Шум, крик! Вырвалась жена, обругала мужа на чем свет стоит и вдруг как завопит:
— Попомнишь ты, как меня бить! Вот пойду и расскажу, что ты панского сына утопил!
И бегом в панскую усадьбу.
— Пан, — кричит. — Это мой муж твоего сына в пруду утопил!
Пан схватил Франтишека, заковал его в цепи и на суд отдал. Суд приговорил: повесить Франтишека. А палача в деревне не было и никто вешать не брался. Тогда пан объявил:
— Кто его повесит, дам сотню злотых.
Как только он оказал про сто злотых, выходит приемный сын Франтишека и говорит:
— Я его повешу.
Тогда и пожалел Франтишек, что отцовский завет не исполнил. Дивился народ Франтишкову приемному сыну, как это он удумал за добро злом отплатить. А приемный сын толкует: в доме свои дети есть, мне-де ничего не достанется, а получу сто злотых — свой хлеб есть буду. Видит Франтишек — смерть пришла. И говорит:
— Слушать надо отцовские заветы. Вот отец Меня остерегал, я не послушал, и воздается мне за это. Пан, а пан, отдай мне тысячу злотых — я тебе сына верну.
Удивился пан.
— Как это — вернешь?
Франтишек отвечает:
— Я не шутки шучу, правду говорю. Отдашь мне тысячу — я тебе сына отдам.
Пан остолбенел от радости. Еле выговорил:
— Слушай, сосед, если это правда, жизнь тебе дарую, в тысячу злотых верну с процентами.
Сей же час приговор отменили, поехал Франек с паном в Краков и застали там панского сына в добром здравии и наукам разным обученного.
Устроили в усадьбе большое веселье. Позвал пан на радостях всех соседей. Столы ломились, чего там только не было. Музыка играла, весь день и всю ночь пели и плясали.
А пан разошелся.
— Кто из вас, — кричит, — так соврать сумеет, что меня нынче разозлит, того награжу.
И хлоп на стол пятьсот злотых!
Вот какую задачу задал! Но и деньги, что ни говори, не малые. Ну, встал один мужик, Юзеф, и говорит:
— Вельможный пан, служил я у одного хозяина, и работенку он мне задал — будь здоров! Каждое утро на пасеке я пчел из ульев по счету выпускал, а вечером, когда они возвращались, всех опять же должен был пересчитать и хозяину доложить, сколько меду за день прибыло. Вот как-то вечером считаю я пчел — одной не хватает. Как быть? Пошел я ее искать. День шел, два шел — не видать моей пчелки. На третий день дошел я до Вислы. Слышу: на том берегу возня и урчанье. А уж стемнело. Пригляделся я — а там четыре волка пчелку мою на части рвут. Что делать? Висла глубокая, броду нет, перевозу нет, плавать я не умею. Думал я, думал, схватил себя за волосы и перебросил на ту сторону. С непривычки-то перестарался, взлетел высоко, упал далеко — по шею в песке увяз, не выбраться. Ну, пошел к одному мужику, попросил лопату, откопался и бегу пчелу спасать. Да упустил я время, волки уж ее задрали, еле отнял у них четыре фунта. Положил в мешок и домой пошел. Иду, гляжу — жердина стоит до самого неба. Я с разбегу по ней на небо и вскарабкался. Походил там, всяких чудес нагляделся, потом думаю: «А ведь хозяин-то ждет!» Подхожу к тому месту, где на небо влез, а жерди-то и нету. Ну, я овсяной половы сыскал, свил веревочку и начал по ней спускаться. А веревка-то коротка. Отрезал я от нее кусок, надставил — опять коротка, ноги до земли достают, а руки — никак. Отпустил я конец — бух на землю! Насмерть расшибся, еле сюда пришел, чтобы вам рассказать чистую правду.
Улыбнулся пан.
— Эту правду мне еще покойный батюшка рассказывал.
— Точно так, — говорит Юзеф. — Я его на небе встретил. Он там свиней пасет, весь оборванный, даже шапки у него нет. Я ему свою отдал. Видите, без шапки сижу.
Рассердился пан, хватил Юзефа по уху и говорит:
— Врешь, дурак! Род наш богатый, ты таких шапок и не видывал, в какой мы его похоронили.
А Юзеф хвать деньги со стола и кричит:
— Я вру, а ты, пан, сердишься. Стало быть, денежки мои!
Ну и смеху было! А тут пиво кончилось, так пан послал за ним в корчму водовозную бочку. Пили мы вдосталь! А как же не пить, если все, что хотели, исполнилось.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)Мэргэн Сказка