Жил когда-то один пан, да такой злой, что прямо беда: никто не мог ему угодить. Все его как огня боялись. Бывало, придет к нему кто что-нибудь попросить, а он как гаркнет: “Что скажешь?”, так от страху человек и забудет о своей просьбе.
– Ничего, паночку, все хорошо, – отвечает бедняга.
– На конюшню его, негодяя! – вопит пан. – Всыпать ему розог, чтоб больше сюда не ходил!
А по-другому этот пан с людьми говорить не умел. И люди боялись с ним заговаривать, а то скажешь что-либо не так, против шерсти, – до смерти запорет.
Однажды
Тем временем в старом поместье приключилась большая беда. “Как же, – думает приказчик, – рассказать пану о беде?” А сам ехать к нему боится. И вот надумал он послать кого-нибудь из дворовых. Да нету на то охотника: кому же хочется от пана лишние розги получать?
А был в том поместье один человек. На вид так себе, невзрачный, да зато на
– Пошлите меня – я с паном сумею поговорить.
Обрадовался приказчик. Дал Степке хлеба, сала, полную пригоршню медяков и отправил в путь-дорогу.
Идет Степка, медяками позвякивает, ни одной корчмы не пропустит. Долго шел он или коротко, пришел наконец в новое поместье. Хотел Степка идти прямо в панский дом, да лакей остановил его:
– Ты чего тут, бродяга, шатаешься!
И натравил на него собак.
Достал Степка из сумы кусок хлеба, кинул его собакам, те и перестали лаять. Тут Степка опять подошел к крыльцу.
– Что тебе надо? – кричит лакей. – Здесь сам пан живет!
Степка поклонился лакею и говорит:
– А паночку мой дорогой, вот мне-то и нужен сам пан. Пришел я к нему из старого поместья. Лакей немного смягчился.
– Ладно, – говорит, – я доложу о тебе пану. Но скажи мне, откуда ты знаешь, что и я пан?
– Хм! – Степка хитро кашлянул. – Вижу: ты пан, не пан, а так, полупанок, и лоб у тебя низкий, и нос слизкий, вот и видать, что лизал ты панские миски.
Разозлился лакей, схватил Степку за шиворот и давай его бить. Увидал это пан из окна и кликнул лакея к себе.
– Что это за хлоп? – спрашивает пан у лакея.
– Да какой-то бродяга из старого панского поместья, – ответил лакей и низко поклонился пану.
Пан вспомнил, что давно не бывал в старом поместье.
– Позови-ка его сюда, – велел он лакею. Побежал лакей звать Степку, а тот вынул кисет, набил трубку табаком, достал из кармана трут и кремень, взял кресало и давай высекать огонь. Высек огонь, закурил трубочку. Курит да поплевывает на чистое панское крыльцо.
– Ступай в покои, тебя пан зовет! – кричит ему лакей.
– Что его лихорадка трясет, что ли? Подождет! – отвечает Степка и покуривает себе трубочку.
– Да скорей же ты! – злится лакей. – А то пан тебя розгами засечет…
– Не засечет. Вот докурю трубку, тогда и пойду. Ждал, ждал пан Степку, не дождался. Зовет снова лакея:
– Почему хлоп не идет?
– Трубку курит.
Обозлился пан:
– Гони его сюда!
Докурил Степка трубку, выбил из нее пепел, спрятал ее за пазуху, а потом двинулся потихоньку в панские покои.
Лакей бежит впереди, отворяет Степке двери, словно пану.
Вошел Степка к пану да и закашлялся после крепкого табаку. Кашляет, а пан ждет, только глазами злобно ворочает. Откашлялся кое-как Степка и говорит:
– Добрый день, паночку!
– Что скажешь? – хмурится пан.
– Все хорошо, паночку.
– А после хорошего что?
– Да вот, паночку, прислал меня приказчик. Знаете, панский нож перочинный сломался.
– Какой нож?
– Да, видно, тот, которым пану перья чинили.
– Как же его поломали?
– Ведь говорят же, пане, что без свайки и лаптя не сплетешь. А всякий инструмент при работе портится. Так вот и с панским ножом. Хотели с гончей собаки шкуру снять – пану на сапоги, взяли ножик. А на панской гончей уж больно крепкая шкура была. Ну, ножик и сломался.
– Какой гончей? Что ты плетешь, негодяй? – закричал злой пан и хотел уже было приказать слугам, чтоб забрали Степку на конюшню розгами пороть. Но Степка продолжал рассказывать дальше:
– Панская гончая, та самая – может, пан помнит, – что вскочила когда-то в колодец, а Микитку посылали ее вытаскивать, так он там и утопился. Да та самая гончая, что пан любил брать на охоту. Кажись, ежели не ошибаюсь, пан отдал за эту собаку соседнему пану трех мужиков…
– Что ж, значит, моя лучшая гончая сдохла?
– Сдохла, пане.
– Отчего ж она сдохла?
– Да кониной объелась, ну, враз ноги и протянула.
– Какой кониной?
– Да мясом жеребца.
– Какого жеребца?
– Панского вороного жеребца, со звездочкой на лбу.
– Что ж, и он сдох?
– Сдох, пане. А жаль, хороший был жеребец.
– Ох, какое несчастье!
– Э, пане, и чего так печалиться? Уж известно: коль родится жеребенок со звездочкой на лбу, то он либо сдохнет, либо волк его задерет.
– Отчего ж жеребец пал?
– Подорвался, видно.
– А что, разве на нем работали? Загнали его, что ли?
– Да нет, пане, на нем и не ездили, он в стойле стоял.
– А что ж?
– Воду, пане, на нем возили.
– А зачем нужна была вода?
– Да люди ведь, паночку, недаром говорят, что когда тонешь, то и за соломинку хватаешься. Когда загорелся панский свинарник, то приказчик велел и на жеребце воду возить.
– Что, и свинарник разве сгорел?
– Сгорел, пане.
– Отчего ж он загорелся?
– Видать, пане, он стоял близко возле коровника, вот от него и загорелся.
– Значит, и коровник сгорел?
– Сгорел, пане, как свечка.
– Отчего ж он загорелся?
– Вот этого, паночку, я толком не знаю: то ли от сарая, то ли, может, от дома огонь перекинулся.
– О, значит и дом сгорел?
– Сгорел, пане, начисто все погорело, будто кто языком слизал.
– И вся усадьба сгорела?
– Вся, пане: чисто, гладко, хоть репу сей. Схватился пан за голову и давай причитать.
– Но отчего ж дом загорелся? – спрашивает опять пан у Степки.
– От свечей, пане.
– А зачем свечи зажигали?
– Ну как же, пане, всегда свечи зажигают, ежели кто помрет.
– А кто ж помер?
– Царство небесное, чтоб ей на том свете легко икалось, – пани померла.
– Что, что?.. Что ты говоришь?.. Пани умерла?!
– Померла, пане…
Услыхал это пан, так с кресла и повалился. А Степка закурил трубочку и пошел себе домой.
Почему Летучая Мышь Летает Только Ночью