При отступлении испуганные лошади опрокинули в придорожную канаву разбитый ящик с патронами. В спешке никто их не подобрал. И только через неделю, срезая для козы траву, наткнулся на них Гришка. Он вытряхнул козий корм. Навалил в сумку много патронных пачек, принес домой и похвалился:
– Вот, мама! Нашел! Блестящие, новенькие. Я сейчас побегу, принесу еще кучу.
Но мать быстро закрыла огонь в печке и на Гришку закричала:
– Умный ты, Гришка, или полоумный? Тащи сейчас же этот страх и утопи в пруду или в речке. Быстро, или я деда позову!
Вздохнул
Но патроны в речку не кинул. Оставил себе три пачки, остальные свалил в кустах, за огородом, накрыл соломой и засыпал сухими листьями.
Утром дед Семен вошел в хату, бросил топор, сел на лавку, распахнул окно, закурил, задымил и сказал:
– Беда, Ганна! Сдается мне, что-либо махновцы, либо казаки опять близко. Стою я у колодца и слышу, как за речкой громко да тяжко бомба раза два на лугах грохнула.
Тогда мать кинулась в чулан, проворно собрала одежду, что получше: платок с бахромой, платье, серые дедовы шаровары, розовую Гришкину рубаху. Связала
Но махновцы были тут ни при чем.
Вернулся Гришка с речки только к вечеру. Принес он одного карасика, двух ершей да плотичку. Хмуро повесил эту рыбу на гвоздь, чтобы не сожрала кошка, и, не похвалившись уловом и даже не спросив обедать, боком-боком направился было спать на сеновал к деду.
Но мать сразу заметила, что рука у него обмотана тряпкой, глаза виноватые, а лицо унылое. И в тревоге спросила:
– Это что у тебя с рукой, Гришка? Опять патроны?
– Нет, у костра обжег, когда пек картошку. Ты мне смажь да завяжи покрепче, мама.
Тогда мать уверенно сказала:
– Ой, врешь, Гришка!
Но руку ему салом смазала, приложила свежий лопух и чистым лоскутом завязала.
Потом она вышла и села у крылечка.
Большая кругом лежала земля. Большая ходила по дорогам война. Вот тут-то, на войне, и стояла серая с белой трубой хата, где жила мать и ее сын Гришка.
На другой вечер пронесся по улице топот, стук и гром.
Просунулась в дверь винтовка, за ней бородатый казак. Стукнул он прикладом об пол и приказал:
– А подать сюда хорошей еды и самого холодного молока крынку!
Испугался Гришка, вынул патрон из кармана и незаметно кинул его за окошко. Да вот беда! Упал патрон прямо другому казаку под ноги. Поднял казак патрон, отнес в хату и показал его старшо́му.
Отодвинул пустую крынку старшой. Расстегнул ворот, распустил пояс и объявил:
– Не иначе, как здесь оружейный склад. Обыщите вы все сараи и погреба, да и сундуки тоже. А кто тут есть в доме хозяин – посадите его под замок в амбар.
И посадили старого деда Семена в амбар. Вышла во двор Гришкина мать, заплакала, заругала Гришку:
– Чтоб ты пропал со своими патронами! Беги, расскажи про беду дяде Егору.
– Плохи дела! – сказал Гришке дядя Егор. – Надо выручать старика, а как – не знаю. Пойди узнай, много ли казаков и думают ли они остановиться на ночевку, а я подожду тебя у речки.
Пошел Гришка считать казаков. Но казаки не стоят на месте, а взад-вперед по селу шмыгают. И очень просто одного казака за двоих сосчитать можно. И стал тогда Гришка считать по дворам казачьих коней. Насчитал двадцать три, хотел бежать к дяде Егору – вдруг за кустами раздался выстрел.
Тут выбегает казак, ведет под уздцы коня и кричит:
– Сюда, сюда! Здесь красные близко.
– Что ты городишь, баранья голова? – спросил старшой. – Это наш конь.
– Нет, это их конь, – отвечал казак. – Сейчас я сбил с этого коня одного партизана.
Пока они дивились, выбегает еще казак – сапоги в руках, волосы мокрые – и давай ругаться:
– Ах, такие-сякие, кто моего жеребца увел?
– Да разве же это твой?
– А то чей же? Или у вас глаза ослепли?
Собрались тогда все казаки в кучу и стали разбирать: как же оно такое вышло?
А вышло вот как. Привязал казак коня, а сам кустами по круче полез к речке купаться. А в кустах дядя Егор сидел и ждал Гришку. Увидел Егор коня без хозяина: “Дай, – думает, – вскочу и помчусь за помощью в лес, к партизанам”. Только вскочил на коня, вдруг – хлоп! – ударил сбоку выстрел. Слетел под обрыв дядя Егор и задал скорей ходу назад, в деревню. Пуля только ремень порвала.
Пробрался дядя Егор к амбару и слышит, как дед Семен через стену часового ругает. И так он его стыдит – и жуликом зовет, и разбойником бранит. Рассердился часовой, прислонил винтовку к стене, а сам по лестнице забрался к чердаку и давай тоже деда ругать через окошко.
Вылез тогда дядя Егор, открыл затвор и все пять патронов из казачьей винтовки вынул. “Сейчас, – думает он, – ты слезешь, и я тебя из-за угла тихо возьму, голубчика”. И только отпрыгнул дядя Егор за угол, как опять наткнулся на другого казака.
– Ты что здесь прыгаешь? – спросил казак. – Или ты не знаешь приказа по домам сидеть, а по задворкам не шляться?
Отвел он Егора к старшому, и тот приказал:
– А заприте этого прыгуна к старику в соседи.
Заперли и дядю Егора в амбар.
Не нашел Гришка Егора у речки. Когда вернулся, уже совсем темнело.
– Чтоб ты провалился со своими патронами! – еще горше заплакала мать. – Посадили теперь под замок и дядю Егора.
И стало тогда Гришке так жалко деда Семена и дядю Егора, что потекли по его щекам сначала две слезы, потом еще четыре. Но вздохнул он, перестал плакать и молча скрылся.
Подполз он от огорода к амбару. Лежит в крапиве и тихонько шепчет.
– Дядя Егор, дед Семен! Вы разгребайте руками под бревнами дыру, а я отсюда лопатой копать буду.
Но казак, что за плетнем дверь караулил, уши, как волк, расставил и шум услышал.
– Стой! – крикнул он. – Кто идет?
Гришка – бежать. Хлопнул часовой раз, хлопнул курком два, а выстрела-то и нету.
Прибежал старшой и стал ругаться:
– Ты зачем, баранья голова, на посту с незаряженной винтовкой ходишь?
– Неправда! – заорал казак, – Только что заложил я в коробку четыре патрона, пятый загнал в ствол и свернул предохранитель. Вот она, в ногах лежит, от патронов пустая обойма.
Поднял старшой обойму. Подошли тут еще казаки, сбились кучей и стали думать: “Как же оно так вышло?”
Сидела мать у окна и горько плакала. Вдруг просунулась в окно, вся в репьях, лохматая Гришкина голова.
– Ты откуда? – воскликнула мать.
– Дай спички!
– Зачем?
– Дай! – настойчиво повторил Гришка и, схватив с подоконника коробок, скрылся.
И вовремя. Вошел из сеней казак, оглянулся и спросил:
– Ты с кем это, баба, сейчас разговаривала?
– Да так, сама с собой, – отвечала мать, испугавшаяся за Гришку.
Удивился казак и позвал старшого. Удивился старшой и сказал:
– Чудны дела, казаки! Люди сами с собой разговаривают. Убитые исчезают. Заряженные винтовки не стреляют.
И тогда покосились казаки на темные окна. И каждый подумал: “А не лучше ли отсюда на ночь убраться к своему полку поближе?”
Но тут грянул в темноте выстрел. И пошел огонь, пошла канонада.
– Красные!
– Окружают!
Повскакали казаки в седла, и только окна зазвенели от конского топота.
…А когда все стихло, осторожно просунулась в хату голова Гришки:
– Никого, мама?
– Никого, Гришка.
– Пойдем открывать амбар, мама!
– Погоди, Гришка. Пусть отопрут сами товарищи.
– Какие товарищи?
– Красные! Каких ждали!
– Никого, мама, на дворе нету, – хмуро сказал Гришка. – Это я за огородом патроны разложил, завалил сеном, да и зажег спичкой. Вот тут-то они у меня и загрохотали!
Ничего не сказала мать. Вытерла слезы. Зажгла фонарь. Взяла топор. И пошли они с Гришкой сбивать замок с амбара.
Царівна Жаба Читати