Замок Смальгольм, или Иванов вечер

До рассвета поднявшись, коня оседлал

‎Знаменитый Смальгольмский барон;

И без отдыха гнал, меж утесов и скал,

‎Он коня, торопясь в Бротерстон

Не с могучим Боклю совокупно спешил

‎На военное дело барон;

Не в кровавом бою переведаться мнил

‎За Шотландию с Англией он;

Но в железной броне он сидит на коне;

‎Наточил он свой меч боевой;

И покрыт он щитом; и топор за седлом

‎Укреплен двадцатифунтовой.

Через три дни домой возвратился барон,

‎Отуманен и бледен лицом;

Через силу и конь, опенен, запылен,

‎Под

тяжелым ступал седоком.

Анкрамморския битвы барон не видал,

‎Где потоками кровь их лилась,

Где на Эверса грозно Боклю напирал,

‎Где за родину бился Дуглас;

Но железный шелом был иссечен на нем,

‎Был изрублен и панцирь и щит,

Был недавнею кровью топор за седлом,

‎Но не английской кровью покрыт.

Соскочив у часовни с коня за стеной,

‎Притаяся в кустах, он стоял;

И три раза он свистнул — и паж молодой

‎На условленный свист прибежал.

«Подойди, мой малютка, мой паж молодой,

‎И присядь на колена мои;

Ты младенец, но ты откровенен душой,

‎И слова непритворны твои.

Я

в отлучке был три дни, мой паж молодой;

‎Мне теперь ты всю правду скажи:

Что заметил? Что было с твоей госпожой?

‎И кто был у твоей госпожи?»

«Госпожа по ночам к отдаленным скалам,

‎Где маяк, приходила тайком

(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам

‎Не прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,

‎И без умолку филин кричал;

И она в непогоду ночную пошла

‎На вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;

‎И сидела одна — я узрел;

Не стоял часовой на пустой высоте;

‎Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь — я за ней по следам

‎На вершину опять побежал, —

О творец, у огня одинокого там

‎Мне неведомый рыцарь стоял.

Подпершися мечом, он стоял пред огнем,

‎И беседовал долго он с ней;

Но под шумным дождем, но при ветре ночном

‎Я расслушать не мог их речей.

И последняя ночь безненастна была,

‎И порывистый ветер молчал;

И к мая́ку она на свиданье пошла;

‎У мая́ка уж рыцарь стоял.

И сказала (я слышал): «В полуночный час,

‎Перед светлым Ивановым днем,

Приходи ты; мой муж не опасен для нас;

‎Он теперь на свиданье ином;

Он с могучим Боклю ополчился теперь;

‎Он в сраженье забыл про меня —

И тайком отопру я для милого дверь

‎Накануне Иванова дня».

«Я не властен прийти, я не должен прийти,

‎Я не смею прийти (был ответ);

Пред Ивановым днем одиноким путем

‎Я пойду… мне товарища нет».

«О, сомнение прочь! безмятежная ночь

‎Пред великим Ивановым днем

И тиха и темна, и свиданьям она

‎Благосклонна в молчанье своем.

Я собак привяжу, часовых уложу,

‎Я крыльцо пересыплю травой,

И в приюте моем, пред Ивановым днем,

‎Безопасен ты будешь со мной».

«Пусть собака молчит, часовой не трубит,

‎И трава не слышна под ногой, —

Но священник есть там; он не спит по ночам;

‎Он приход мой узнает ночной».

«Он уйдет к той поре: в монастырь на горе

‎Панихиду он позван служить:

Кто-то был умерщвлен; по душе его он

‎Будет три дни поминки творить».

Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,

‎Он ужасен стоял при огне.

«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:

‎То, быть может, поминки по мне.

Но полуночный час благосклонен для нас:

‎Я приду под защитою мглы».

Он сказал… и она… я смотрю… уж одна

‎У мая́ка пустынной скалы».

И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,

‎И кипел, и горел, и сверкал.

«Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?

‎Он, клянусь небесами, пропал!»

«Показалося мне при блестящем огне:

‎Был шелом с соколиным пером,

И палаш боевой на цепи золотой,

‎Три звезды на щите голубом».

«Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;

‎Сей полуночный мрачный пришлец

Был не властен прийти: он убит на пути;

‎Он в могилу зарыт, он мертвец».

«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,

‎И увидел, услышал я сам,

Как его обняла, как его назвала:

‎То был рыцарь Ричард Кольдингам».

И Смальгольмский барон, изумлен, поражен,

‎И хладел, и бледнел, и дрожал.

«Нет! в могиле покой; он лежит под землей,

‎Ты неправду мне, паж мой, сказал.

Где бежит и шумит меж утесами Твид,

‎Где подъемлется мрачный Эльдон,

Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам

‎Потаенным врагом умерщвлен.

Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;

‎Оглушен был ты бурей ночной;

Уж три ночи, три дня, как поминки творят

‎Чернецы за его упокой».

Он идет в ворота, он уже на крыльце,

‎Он взошел по крутым ступеням

На площадку, и видит: с печалью в лице,

‎Одиноко-унылая, там

Молодая жена — и тиха, и бледна,

‎И в мечтании грустном глядит

На поля, небеса, на Мертонски леса,

‎На прозрачно бегущую Твид.

«Я с тобою опять, молодая жена». —

‎»В добрый час, благородный барон.

Что расскажешь ты мне? Решена ли война?

‎Поразил ли Боклю иль сражен?»

«Англичанин разбит; англичанин бежит

‎С Анкрамморских кровавых полей;

И Боклю наблюдать мне маяк мой велит

‎И беречься недобрых гостей».

При ответе таком изменилась лицом

‎И ни слова… ни слова и он;

И пошла в свой покой с наклоненной главой,

‎И за нею суровый барон.

Ночь покойна была, но заснуть не дала.

‎Он вздыхал, он с собой говорил:

«Не пробудится он; не подымется он;

‎Мертвецы не встают из могил».

Уж заря занялась; был таинственный час

‎Меж рассветом и утренней тьмой;

И глубоким он сном пред Ивановым днем

‎Вдруг заснул близ жены молодой.

Не спалося лишь ей, не смыкала очей…

‎И бродящим, открытым очам,

При лампадном огне, в шишаке и броне

‎Вдруг явился Ричард Кольдингам.

«Воротись, удалися», — она говорит.

‎»Я к свиданью тобой приглашен;

Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит, —

‎Не страшись, не услышит нас он.

Я во мраке ночном потаенным врагом

‎На дороге изменой убит;

Уж три ночи, три дня, как монахи меня

‎Поминают — и труп мой зарыт.

Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!

‎И ужасный теперь ему сон!

И надолго во мгле на пустынной скале,

‎Где маяк, я бродить осужден;

Где видалися мы под защитою тьмы;

‎Там скитаюсь теперь мертвецом;

И сюда с высоты не сошел бы… но ты

‎Заклинала Ивановым днем».

Содрогнулась она и, смятенья полна,

‎Вопросила: «Но что же с тобой?

Дай один мне ответ — ты спасен ли иль нет?..

‎Он печально потряс головой.

«Выкупается кровью пролитая кровь, —

‎То убийце скажи моему.

Беззаконную небо карает любовь, —

‎Ты сама будь свидетель тому».

Он тяжелою шуйцей коснулся стола;

‎Ей десницею руку пожал —

И десница как острое пламя была,

‎И по членам огонь пробежал.

И печать роковая в столе вожжена:

‎Отразилися пальцы на нем;

На руке ж — но таинственно руку она

‎Закрывала с тех пор полотном.

Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:

‎И грустна и на свет не глядит;

Есть в Мельрозской обители мрачный монах:

‎И дичится людей и молчит.

Сей монах молчаливый и мрачный — кто он?

‎Та монахиня — кто же она?

То убийца, суровый Смальгольмский барон;

‎То его молодая жена.



1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


В Лесной Сказке Тигр
Сказка Замок Смальгольм, или Иванов вечер