Когда лучше горе горевать, беду бедовать
Было это чуть попозже тех дней, когда наши прадеды жили, чуть пораньше, чем мы с вами живем.
Так вот, в те времена жили-были два соседа, два богатых купца. Дома их на одной улице стояли, один супротив другого – дверь в дверь, окошко в окошко глядели. Да не столько оконца гляделись, сколько купеческий сын с купеческой дочкой через улицу переглядывались.
Приметили это купцы-отцы и решили своих детей поженить. Построили им в хорошем месте, над рекой, усадьбу и всякого добра дали.
Живите, детки, не горюйте!
Ну, зажили купеческая дочка с
Вот однажды слышат – грюк-грюк! – в ворота.
– Кто бы это в такую позднюю пору, в глухую ночь-полночь к нам пожаловал? – говорит молодая.
– Пойду посмотрю, – отвечает молодой.
Подошел к воротам, спрашивает:
– Кто там?
– Это я, ваша Доля.
Открыл он ворота – любопытно же на свою Долю посмотреть. Видит, и правда, стоит Доля. Ни молодая, ни старая, а одета по-чудному: с правого бока грязные рваные лохмотья, с левого – пышные одежды золотом шиты.
Говорит ему Доля:
– Бедность и богатство рядом ходят, горе да радость друг друга сменяют.
И думать нечего, – отвечает купеческий сын, – сейчас хочу жить хорошо, пока молод. А уж в старости все равно, что будет. Далеко еще до нее, что вперед загадывать!
Помолчала Доля. Потом говорит:
– Ты за себя сказал, а ведь я у вас на двоих одна. Иди, с женой посоветуйся.
Пошел купеческий сын, все жене рассказал. Жена иначе рассудила:
– Горе да беду не надо откладывать. Лучше смолоду их избыть, пока сила есть. К старости кости покоя запросят.
Подумал муж и согласился. Так и сказал Доле. В ту же ночь загорелась их усадьба, неведомо отчего. Только и успели в чем были из дома выскочить.
– Что ж, – сказали родители, – неужто мы своим детям в беде не поможем?!
Сложились и отстроили новый дом. С первым не сравнять, а все же жить неплохо.
Да недолго и этот дом простоял. Разлилась в ту весну река небывалым разливом, подмыла берег и снесла дом купеческих детей начисто.
Что делать?! Опять отцам забота. У них уже и денег маловато осталось. Купили они им старый домишко, что от ветхости еле держался.
Трех дней не прошло, налетела буря, сорвала крышу, занесла невесть куда, а стены по бревнышку развалила.
Жена говорит мужу:
– Сами мы время беде выбрали. Не будем нашей долей отцов обездоливать. Пойдем куда глаза глядят.
Сняла она с пальца серебряное колечко, пополам разломила. Сняла с шеи платочек, надвое разорвала. Половинку себе, половинку мужу.
– Вот, – говорит, – храни как зеницу ока, чтоб по этим половинкам мы всегда друг друга признать могли. Радость нас свела, а беда, того гляди, разлучит надолго.
И правда, разлучила их беда.
Шли они по дороге, притомились, проголодались. Муж говорит:
– Нет моей силушки дальше идти.
Жена отвечает:
– Ляг на травку, полежи. Я твой сон посторожу.
Заснул муж крепко, ровно на мягкой перине. А жена подумала: “Что ж я так сижу, чего ожидаю? Сбегаю в лес, хоть грибов да ягод пособираю. Все с голоду не пропадем!”
От кустика к кустику, от дерева к дереву – берет грибы и ягоды. Сама не заметила, как забрела в глушь лесную, в топь болотную. Хотела назад повернуть, да не знает, в какую сторону. Кричала, аукала – ни ответа, ни привета…
Три дня блуждала, три ночи в лесу ночевала. Потом увидела тропку неприметную, по ней пошла. Привела ее тропка на просеку, просека – на широкую тропу, а уж там она на торную дорогу выбралась.
Так и потеряла мужа.
Хлебнула она горюшка полную чашу, ни капельки мимо уст не пролилось. В няньках за кусок хлеба ночи не спала, чужих детей колыхая. Чужие стены белила, не свои полы скребла, белье по людям стирала. И не год, и не два так пролетели…
Да вот пришла как-то в богатую усадьбу и нанялась там в судомойки. Владел той усадьбой старый пан, что на свете один, как перст, остался. Деток не было, а жена померла.
Смотрит пан – хорошая женщина новая судомойка, нрава тихого, а уж работница!.. Не найти таких. Вся челядь давно спит, она свою работу кончит, ходит по дому, чистит да прибирает. Ну, он ей все хозяйство и доверил, все ключи отдал.
Жить бы ей и радоваться, а она каждую ночь втихомолку плачет. Полколечка слезами обольет, половинкой платочка слезы утирает. Беда с нуждой вроде бы отвязались, да горе неотвязное всегда при ней. Где-то муженек дорогой, каково ему живется, доведется ли свидеться?..
Жена про мужа ничего не знает, а мы все знаем и вам поведаем.
В тот давний день проснулся купеческий сын – жены нет, будто и не было. Ни следа, ни знака… Только и осталось у него памяти, что полколечка серебряного да полплаточка узорного. Носил он их, как ладанку, в мешочке на шее.
Ждал он, ждал жену, не дождался. И побрел один путем-дорогой. Идет от села к селу, как проголодается, нанимается поработать. Да любой хозяин понимает, что на голодное брюхо много не наработаешь. Первым делом велит накормить батрака получше. Наестся купеческий сын, тут ему и спать захочется. Ляжет вздремнуть и проспит до вечера. А уж вечером нового работника подзатыльничком со двора провожают.
Вот он и говорит себе:
– Что я за человек такой! Просить стыжусь, красть боюсь, работать ленюсь! Надо по-другому жить. Теперь, как наймусь, ни есть, ни спать не стану, пока весь урок не выполню.
Взялся он вскоре сено возить. Хозяин с женой сена полный воз наложили, он наверх взгромоздился. Едет по дороге, а на обочине ворона сидит. Вдруг захлопала крыльями ворона и перед самой мордой лошади дорогу перелетела. Молодая была та лошадь, пугливая, как шарахнулась в сторону, так купеческий сын с воза скатился. А лошадь почуяла, что вожжи отпущены, да и понеслась по дороге вскачь. Бежит за ней купеческий сын, “стой! стой!” кричит. Рванул рубаху на груди, чтоб на бегу легче дышать было, и оборвал шнурок с заветным мешочком. Шагов двадцать пробежал, прежде чем спохватился. Не стал за лошадью гнаться, повернул назад-подобрать мешочек. А тут, откуда ни возьмись, та самая ворона. У него – ноги, у нее – крылья, где ему с ней в проворстве равняться! Хоть на полшага да опередила ворона купеческого сына, подхватила драгоценный мешочек и была такова.
Заплакал он, на все рукой махнул – лошадь не догнал и к хозяину не вернулся.
“Раз так, – думает, – пропадай моя головушка совсем! Не место мне с людьми. Пойду в темный лес с волками да с медведями жить”.
И свернул с дороги в бор. В такую пущу забрел, что всю одежду ободрал. А уже в лесу смеркается, вот-вот ночь застигнет. Вдруг вдали огонек мелькнул. Он на тот огонек и пошел. Выбрался на полянку, видит – под елями изба стоит и окошко светится.
Хоть и ушел купеческий сын от людей, а людям обрадовался. Постучался в дверь, порог переступил.
Чудно ему показалось: одни мужики в избе, молодые, здоровые. За столом сидят, на серебряном блюде едят, золоченая чарка у них по кругу ходит. Двенадцать человек насчитал купеческий сын, а хозяйки не видно.
– Кто таков? Откуда явился? С чем в гости пожаловал? – опрашивают его.
Ну, купеческий сын и рассказал все как есть.
– Вот и решил, – говорит, – с медведями да с волками жить…
Те смеются:
– Зачем тебе волки, живи с нами, мы не лучше волков.
– А кто же вы такие?
– Как кто? Разбойнички честные!
– Ну что ж, – отвечает купеческий сын.
И остался с разбойниками.
Ночь проспал, день прожил, а вечером говорят ему разбойники:
– Завтра на дело пойдем.
– А какое дело? – спрашивает купеческий сын.
– Да видишь, справа от леса, в селе, ярмарка была. Так самый богатый купец, что на той ярмарке много денег наторговал, мимо нашего леса к себе в город поедет. Вот мы его карманы и выпотрошим.
– А с купцом что будет?
– Известно, что будет. Зарежем купца.
Легли они спать, в двенадцать глоток захрапели. А купеческому сыну не спится. Как же так человека зарезать, живую душу сгубить?! Недоброе это дело!
Встал он потихоньку, прокрался в дверь. Ночь лунная, светлая. Пошел он прямо, на дорогу выбрался, вправо свернул. К утру добежал до села да как раз вовремя. Богатый купец уже лошадей запрягает, домой ехать.
– Здравствуй, добрый человек, – говорит купеческий сын. – Прими от меня совет: не езди короткой дорогой, что мимо леса лежит, поезжай окольной. Хоть и дальше, да вернее.
– Почему так? – купец спрашивает.
– Тебя на той лесной дороге разбойники ждут-поджидают.
– А ты откуда знаешь?
– Так ведь я сам разбойник.
– Как же я разбойнику поверю? Может, ты меня заманиваешь!
– Нет, не заманиваю. Я не настоящий разбойник, со вчера к разбойникам пристал. Кабы они только грабили, так еще полбеды. А они, душегубы, зарезать тебя задумали.
Тут купец и поверил. Вынул кошель, хотел ему денег дать. Купеческий сын спрашивает:
– И много ты мне дашь?
– Да полвыручки не пожалею, а выручка немалая. Покачал головой купеческий сын и говорит:
– Ты глянь на меня. Как скажешь – молод я или стар?
– До старости тебе еще далеко! А в сыновья мне, пожалуй, уже не годишься. Разве что в младшие братья…
– А мне присуждено полжизни бедовать, горе горевать. И та половина еще не прошла. Оно и выходит, что мне большие деньги ни к чему. Дай мне с выручки полтину. Я и пойду себе.
Попрощался с купцом, пошел. Идет и думает: “С разбойниками я не ужился, так и с волками мне не житье будет. Придется, видно, научиться работать как следует”.
И научился. Стал на все руки мастер: старое починить, новое сколотить – все умел.
Вот раз нанялся он к богатому мужику, который собрался новый амбар поставить. Мужик послал его лес для постройки валить. Повалил он стволов сколько нужно. Одного бревна не хватает. Присмотрел дуб потолще да повыше и давай топором махать. Свалился наконец дуб на землю, сучья обломал, верхушкой о землю грянулся. Видит купеческий сын – на верхушке гнездо воронье, а в гнезде что-то белеется. Подошел поближе и не знает, то ли верить своим глазам, то ли не верить. Тот самый мешочек в гнезде, что ворона когда-то унесла! Схватил он его и к груди прижал.
“Верно, – думает, – срок нашим бедам кончается! Верно, жена через столько лет знак мне подает!”
Отвез бревна, хозяин спрашивает:
– Может, останешься амбар ставить?
– Нет, – отвечает, – мне теперь недосуг!
Снова отправился купеческий сын и не знает, долог ли тот путь будет или короток. Долог ли, короток ли, а прибрел он однажды вечером к незнакомой панской усадьбе и ночевать попросился. Слуги его не пускают, прочь гонят.
– Нам не до гостей, – говорят, – у нас пан болен, может, до утра не доживет.
Вышла тут ключница, молча посмотрела на него, потом сказала слугам:
– Куда вы прохожего человека на ночь глядя гоните? Я его сама накормлю да на лавку кожушок брошу.
Подает она путнику еду, а сама расспрашивает, откуда он да куда. Голос у нее ласковый, лицо приветливое.
“Эх, – думает купеческий сын, – не искал бы я свою жену, к этой бы посватался!”
И стал он ей рассказывать все как было, что сперва случилось, что потом. А под конец показал ей мешочек с половинкой серебряного колечка, с половинкой узорного платочка. Тут ключица встала и прочь пошла, ни слова не промолвив. Да скоро вернулась и подает ему полколечка серебряного и полплаточка узорного.
– Неужто, – говорит, – не узнал ты меня, муженек милый? А я тебя сразу узнала, едва ты порог переступил.
Приложила половинки, они и срослись. Колечко ей на палец само наделось, платочек на шею сам повязался.
– Так и мы с тобой, – жена сказала. – Полкольца не кольцо, полпары – не пара. Кончилось наше горе-гореванье. Одолели мы невзгоды, беды перетерпели. Теперь не разлучимся с тобой во веки. А вдвоем ничего не страшно.
За беседой не заметили, как и ночь прошла. А на заре позвали ключницу к старому пану.
Собрались у его постели все слуги. Тут он ей свое последнее слово сказал:
– Была бы у меня дочка, и та бы так мою старость не покоила, мою немощь не лелеяла, как ты, голубка. И за то оставляю тебе все, что нажил, да все, что от отцов-прадедов досталось.
Сказал так и вздохнул в последний раз.
Поплакала она над ним, поминки хорошие устроила.
С тех пор жили они с мужем в счастье. Хозяйство вели с разумом – чтоб самим не беднеть и людей не обидеть.
Видно, их Доля тем боком к ним повернулась, что не лохмотьями прикрыт, а богатыми одеждами украшен.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)