Иван Годинович

Во стольном во городе во Киеве
У ласкова осударь князя Владимира
Вечеренка была,
На пиру у него сидели честные вдовы.
Пригодился тут Иван Годинович,
И проговорит ему Стольнокиевский
Владимир‑князь: “Гой еси, Иван ты Годинович!
А зачем ты, Иванушка, не женишься?”
Отвечает Иван сын Годинович:
“Рад бы, осударь, женился, да негде взять;
Где охота брать – за меня не дают,
А где‑то подают – ту я сам не беру”.
А проговорит ласковый Владимир‑князь.
“Гой еси, Иван сын Годинович!
А садися ты,

Иван, на ременчат стул,
Пиши ерлыки скорописчаты”.

А садился тотчас Иван на ременчат стул,
Написал ерлык скорописчатый
А о добром деле – о сватанье,
К славному городу Чернигову,
К Дмитрию, гостю богатому.
Написал он ерлык скорописчатый,
А Владимир‑князь ему руку приложил:
“А не ты, Иван, поедешь свататься,
Сватаюсь я‑де, Владимир‑князь”.
А скоро‑де Иван снаряжается,
А скоря того поездку чинит
Ко ‹славному› городу Чернигову.
Два девяноста‑то мерных верст
Переехал Иванушка в два часа.
Стал он, Иван, на гостином дворе,
Скочил он, Иван, со добра коня.
Привязавши

коня к дубову столбу,
Походил во гридню во светлую,
Спасову образу молится,
Он Дмитрию‑гостю кланяется,
Положил ерлык скорописчатый на круглый стол.
Дмитрий‑гость распечатывает,
‹Распечатывает› и рассматривает,
Просматривает и прочитывает:
“Глупый Иван, неразумный Иван!
Где ты, Иванушка, перво был?
Ноне Настасья просватана,
Душа Дмитревна запоручена
В дальну землю Загорскую,
За царя Афромея Афромеевича.
За царя отдать – ей царицею слыть,
Панове все поклонятся,
Пановя и улановя,
А немецких языков счету нет;
За тебя, Иван, отдать – холопкой слыть,
Избы мести, заходы скрести”.
Тут Иванушку за беду стало,
Схватя ерлык, Иван да и вон побежал.
Садился Иван на добра коня,
Побежал он ко городу Киеву.
Скоро Иван на двор прибежал,
И приходит он во светлу гридню,
Ко великому князю Владимиру,
Спасову образу молится,
А Владимиру‑князю кланяется.
Вельми он, Иван, закручинился,
Стал его Владимир‑князь спрашивати,
А стал Иван рассказывати:
“Был я у Митрия во дому,
Положил ерлык на круглый стол,
Дмитрий‑гость не задерживал меня в том,
Скоро ерлыки прочитывал
И говорил таковы слова:
“Глупый ты‑де Иван, неразумный Иван!
Где ты, Иванушка, перво был?
Ноне Настасья просватана
В дальну землю Загорскую,
За царя Афромея Афромеевича.
За царя‑де ее отдать – царицею слыть,
Панове все поклонятся,
Панове все и улановья,
А немецких языков счету нет;
За тебя‑де, Иван, отдать – холопкой слыть,
Избы мести да заходы скрести”.
Тут ему, князю, за беду стало,
Рвет на главе черны кудри свои,
Бросает их о кирпичет пол:
“Гой еси, Иван Годинович!
Возьми ты у меня, князя, сто человек
Русских могучих богатырей,
У княгини ты бери другое сто,
У себя, Иван, третье сто,
Поезжай ты о добром деле – о сватанье;
Честью не даст, – ты и силою бери!”
Скоро молодцы те собираются,
А скоря того поездку чинят.
Поехали к городу Чернигову;
А и только переехали быстрого Непра –
Выпала пороха снегу белого.
По той по порохе, по белу снегу,
И лежат три следа звериные:
Первой след гнедого тура,
А другой след лютого зверя,
А третей след дикого вепря.
Стал он, Иван, разъясачивати:
Послал он за гнедым туром сто человек
И велел поймать его бережно,
Без той раны кровавыя;
И за лютым зверем послал другое сто
И велел изымать его бережно,
Без той раны кровавыя;
И за диким вепрем послал третье сто,
А велел изымать его бережно,
Без тоя раны кровавыя,
И привесть их во стольный Киев‑град
Ко великому князю Владимиру.
А сам он, Иван, поехал единой во Чернигов‑град,
И будет Иван во Чернигове,
А у Дмитрия, гостя богатого,
Скачет Иван середи двора,
Привязал коня к дубову столбу,
Походил он во гридню светлую,
К Дмитрию, гостю богатому;
Спасову образу молится,
Дмитрию‑гостю не кланяется;
Походил за занавесу белую
Он к душке Настасье Дмитревне.
А тут у Дмитрия, гостя богатого,
Сидят мурзы‑улановья,
По‑нашему, сибирскому, – дружки слывут.
Привезли они платьице цветное,
Что на душку Настасью Дмитревну,
Платья того на сто тысячей,
От царя Афромея Афромевича;
А сам царь Афромей Афромеевич
Он от Чернигова в трех верстах стоит,
А силы с ним три тысячи.
Молоды Иванушка Годинович
Он из‑за занавесу белого
Душку Настасью Дмитревну
Взял за руку за белую,
Потащил он Настасью, лишь туфли звенят.
Что взговорит ему Дмитрий‑гость:
“Гой еси ты, Иванушка Годинович!
Суженое пересуживаешь,
Ряженое переряживаешь;
Можно тебе взять не гордостью, ‑
Веселым пирком‑свадебкой!”
Только Иван слово выговорил:
“Гой еси ты, славный Дмитрий‑гость!
Добром мы у тебя сваталися,
А сватался Владимир‑князь;
Не мог ты честью мне отдать,
Ноне беру – и не кланяюсь!”
Вытащил ее середи двора,
Посадил на добра коня
И сам метался в седелечко черкесское.
Некому бежать во Чернигов‑град
За молодым Иванушком Годиновичем;
Переехал он, Иван, девяносто верст,
Поставил он, Иван, тут свой бел шатер,
Развернул ковры сорочинские,
Постлал потнички бумажные,
Изволил он, Иван, с Настасьею опочив держать.
Донеслась скоро вестка нерадошна
Царю Афромею Афромевичу;
А приехали мурзы‑улановья,
Телячьим языком рассказывают:
“Из славного‑де города из Киева
Прибежал удал молодец,
Увез твою противницу Настасью Дмитревну”.
Царь Афромей Афромеевич
Скоро он вражбу чинил:
Обвернется гнедым туром,
Чистые поля туром перескакал,
Темные лесы соболем пробежал,
Быстрые реки соколом перлетал,
Скоро он стал у бела шатра.
А и тут царь Афромей Афромеевич
Закричал‑заревел зычным голосом:
“Гой еси, Иванушка Годинович!
А и ты суженое пересуживаешь,
Ряженое переряживаешь;
Почто увез ты Настасью Дмитревну?”
А скоро Иван выходит из бела шатра,
Говорил тут Иванушка Годинович:
“Гой еси, царь Афромей Афромеевич!
Станем мы с тобою боротися о большине,
Что кому наша Настасья достанется”.
И схватилися они тут боротися;
Что‑де ему, царю, делати
Со молодым Иваном Годиновичем!
Согнет он царя корчагою,
Опустил он о сыру землю;
Царь Афромей Афромеевич
Лежит на земли, свету не видит.
Молоды Иван Годинович
Он ушел за кустик мочитися,
Царь Афромей едва пропищал:
“Думай ты, Настасья, не продумайся!
За царем, за мною, быть – царицею слыть,
Панове все поклонятся, Пановя все, улановя,
А немецких языков счету нет;
За Иваном быть – холопкой слыть,
А избы мести, заходы скрести”.
Приходит Иван ко белу шатру,
Напустился с ним опять боротися,
Схватилися они руками боротися, ‑
Душка Настасья Дмитревна
Изымала Ивана Годиновича за ноги,
Тут его двое и осилили.
Царь Афромей на грудях сидит,
Говорит таково слово: “А и нет чингалища булатного,
Нечем пороть груди белые”.
Только лишь царь слово выговорил:
“Гой еси ты, Настасья Дмитревна!
Подай чембур от добра коня”.
И связали Ивана руки белые,
Привязали его ко сыру дубу.
Царь Афромей в шатер пошел,
Стал с Настасьею поигрывати,
А назолу дает ему, молоду Ивану Годиновичу.
По его было талану добра молодца,
А и молода Ивана Годиновича,
Первая высылка из Киева бежит –
Ровно сто человек;
Прибежали ко тому белу шатру,
Будто зайца в кусте изъехали:
Спиря скочил – тот поспиривает,
Сема прибежал – тот посемывает;
Которы молодцы они поглавнея,
Срезали чомбуры шелковые,
Молода Ивана Годиновича опростовали.
Говорил тут Иванушка Годинович:
“А и гой вы еси, дружина хоробрая!
Их‑то, царей, не бьют, не казнят,
Не бьют, не казнят и не вешают!
Повозите его ко городу ко Киеву,
Ко великому князю Владимиру”.
А и тут три высылки все сбиралися,
Нарядили царя в платье цветное,
Повезли его до князя Владимира.
И будут в городе Киеве,
Рассказали тут удалы добры молодцы
Великому князю Владимиру
Про царя Афромея Афромеевича.
И Владимир‑князь со княгинею
Встречает его честно, хвально и радошно,
Посадил его за столы дубовые.
Тут у князя стол пошел
Для царя Афромея Афромеевича.
Молоды Иванушка Годинович
Остался он во белом шатре,
Стал он, Иван, жену свою учить,
Он душку Настасью Дмитревну:
Он перво ученье‑то – руку ей отсек,
Сам приговаривает: “Эта мне рука не надобна,
– Трепала она, рука, Афромея‑царя”;
А второе ученье – ноги ей отсек:
“А и та‑де нога мне не надобна, ‑
Оплеталася со царем Афромеем неверныим”;
А третье ученье – губы ей обрезал
И с носом прочь: “А и эти губы мне не надобны, ‑
Целовали они царя неверного”;
Четверто ученье – голову ей отсек
И с языком прочь: “Эта голова мне не надобна,
И этот язык мне не надобен, ‑
Говорил со царем неверныим
И сдавался на его слова прелестные!”
Втапоры Иван Годинович
Поехал ко стольному городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
И будет в городе Киеве,
Благодарит князя Владимира
За велику милость, что женил его
На душке Настасье Дмитревне.
Втапоры его князь спрашивал:
“Где же твоя молодая жена?”
Втапоры Иван о жене своей сказал,
что хотела с Вахрамеем‑царем в шатре его убить,
за что ей поученье дал, голову срубил.
Втапоры князь весел стал, что отпускал Вахрамея‑царя,
своего подданника, в его землю Загорскую.
Только его увидели, что обвернется гнедым туром,
поскакал далече во чисто поле к силе своей.