Фэт-Фрумос, сын охотника, в царстве змея
Сказывают, жили-были когда-то муж с женой. И слыл человек большим охотником – равных ему не было. Да вот жалость, беда с ним однажды приключилась: как-то на охоте окружила его стая волков, и хоть многих перебил он, набежали другие, озлобясь, разодрали его на части в дремучем лесу, вдали от дома родного, оставив от него одни только косточки. Жена, не получив от мужа весточки, подождала-подождала, а потом залилась горючими слезами, омывая ими несчастье свое. Долго выплакивала она свое горе-горюшко и тоску по мужу, ибо должна была еще
– Скажи, матушка, каким ремеслом занимался мой отец, чтобы и я нашел себе дело по душе.
– Ox, дорогой мой,- запричитала мать,- не надобно тебе заниматься его ремеслом,- много опасностей ожидает тебя на этом пути. Займись-ка лучше тем, чем все люди вокруг.
Фэт-Фрумос послушался совета матери, но недолго мирился с этой мыслью и вскоре снова стал настаивать, чтобы мать поведала ему правду. Той ничего не оставалось, как все ему рассказать.
– Промышлял твой отец, дорогой
Вышли феи из воды, а крыльев нет. Стали искать под кустами, в траве, да век ищи – не найдешь. Одна дева, что поглазастее, увидела на траве след молодца. И пошли все три – глаза в землю – по следу вдогонку за ним. Торопятся, перегоняют друг дружку, не раз бирая ни гор, ни дол, но и молодец знай себе вышагивает. Прошли они добрую половину пути и увидели Фэт-Фрумоса на горизонте. Одна фея, что постарше, заговорила нежным голосом: Лист пиона резной,Гордый парень, постой,Ты постой, оглянись,К нареченной обернись.
Замедлил он шаг, обернулся назад, чтоб посмотреть, кто идет за ним. Только оглянулся – фрр!. фрр! – два крылышка вмиг вылетели из-за пазухи и молнией взметнулись к одной из дев, превратив ее, как в сказке, в птицу, которая легко поднялась в небо. Фэт-Фрумос понял колдовство песни, опустил голову, стянул потуже рубаху у ворота и, решив больше не оборачиваться, пошел дальше. Да недолго прошел: другая дева затянула печальную песню: Лист чамбера золотой,Паренек молодой,Что в лес наш пришел,Мой покой увел.
Эту песню моюДля тебя я пою.
Ты иди – не торописьДа в пути задержись,Чтоб цветам цвести,Чтоб любви расти,Чтоб не чахнуть мнеВ злой печали-тоске… И пела она так нежно, так задушевно, что:
Листья в лесу шептались,И родники прояснялись,Солнце свой бег замедляло -Алмазы в цветах зажигало.
Фэт-Фрумос не оглядывается, и дева не умолкает: Лист пиона красный, Что делать, не знаю, Видно Слезы лью, страдаю. Песня все приближалась и так околдовала Фэт-Фрумоса, что он едва переставлял ноги.
Не зря же говорится: дереву судьбой назначено давать плоды, а песне – зажигать сердца людей. Повернул он голову назад, и вторая пара крыльев-фрр!-вылетела у него из-за пазухи, и, пока на ресницы его навертывалась слеза, дева-птица была уже далеко в синеве небес.
Стоит Фэт-Фрумос с широко раскрытыми глазами, на сердце горечь, обида в душе не помещается. Подумал молодец, что третью пару крыльев уже ни за что не упустит.
Тронулся он снова в путь, слезы льет, траву ими орошает. Как прошел долину, запела и третья дева, чаруя своим голосом все вокруг,- так что даже травы заколыхались в такт этой песне, и каждая почка тотчас распускалась, и ветки листочками вмиг покрывались. Лилась песня плавно, как родниковая вода из подножия холма:
Лист ореха, лист зеленый,Соком жизни напоенный,Знаешь ты лишь, как тяжка и горька моя судьба.
Я в тоске, но не по дому,А по страннику чужому,Что пришел из дальних мест отдохнуть в волшебный лес.
Идет молодец, идет-остерегается, а песня девы льется с еще большей страстью:
Сердце, ты устало биться, обернися быстрой птицей и лети к нему, лети что есть мочи – догони, догони и средь дороги упади ему под ноги.
Этой песней, моей болью тронь его, зажги любовью…
Горы рушились от силы этой песни, может быть, и сердце молодца не выдержало бы, коли б не поторопился он ступить на порог дома своего и отворить дверь. Едва вошел он в дом, фея замолкла и встала за ним, статная, красивая, с улыбкой на устах. Поклонилась молодцу, протянула ему руку, и была она краше гордой царевны, словно дочерью солнца была: в изломе бровей -блеск солнечных лучей, на шею гибкую, как лоза, надела свои украшения луна, по платью цветы разлились с майского поля.
Полюбились они друг другу и без долгих уговоров стали к свадьбе готовиться. Когда столы были убраны и свечи зажжены, пригласили они множество людей, всех родных и близких, чтоб все вкусили радости молодых. Закатили большой пир, и началось невиданное веселье. Танцевал жених с невестой, плясала вся молодежь так, что земля из-под ног уплывала. Невеста танцевала легко, ках перышко,- то проносилась, словно вихрь, то так отплясывала по кругу, что оставляла всех с разинутыми ртами. Люди смотрели и удивлялись:
– Мэй, мэй, вот это плясунья! А фея в ответ:
– Коли вернул бы мне жених крылья, плясала б я во сто крат красивее. Стали все гости просить жениха отдать ей крылья.
– Пусть пляшет, а коли вздумает улететь, неужто мы ни на что не годимся: не поймаем одну птицу?! – кричали ему со всех сторон. Ничего не оставалось Фэт-Фрумосу, как вытащить крылья и отдать ей. Девица приложила крылья к плечам, руки к бедрам и, как лист тополя под дуновением ветерка, закачалась, заколыхалась, закружилась, что юла, глаза же молнии заметали. Все не сводили глаз с нее, а невеста прошлась дробью по краю круга, подалась быстрехонько к центру и вдруг – бах! – ударилась оземь. Не успела б искра вспыхнуть, как обернулась она птицей и полетела вверх, все выше и выше. Жених схватил лук, натянул тетиву и стал прицеливаться. Птица же, учуяв беду, перекинулась через голову и обернулась кукушкой, Тогда и молодец выпустил лук из рук, ибо есть такой закон у охотников: стреляй в любую птицу, только кукушку, упаси бог, не трогай. Загрустил жених, закручинился, кукушка же снизилась, сделала круг и так ему молвит:
– Молодец, Молодец, коль увидеть меня пожелаешь, приходи в золотой дворец, что стоит в золотом лесу.
Сказав это, опять поднялась ввысь, пока не сделалась с пшеничное зерно, потом с маковое зерныщко, а вскоре синева небес и вовсе скрыла ее от глаз людей.
И отправился Фэт-фрумос в путь-дорогу, шел, шел, пока не пришел к месту, где свирепствовала такая засуха, что казалось – горит самое сердце земли. У одной горы повстречалась ему лачуга, на завалинке которой сидел старый-престарый дед; борода – что сена копна, худой и бледный с лица, зато мудрый на слова.
– День добрый, дедушка.
– Добро пожаловать, молодец, присядь на завалинку, отдохни с дороги да поведай: что за думка занесла тебя в эти дали, какая любовь и к кому заставила топтать эти дороги, шагать по пустынным -нашим местам?
– Ищу по белу свету золотой лес с золотым дворцом. Думал-думал старик, потом плечами повел:
– Многое видел я на своем веку, про многое слышал, да что-то не припомню, чтоб кто-нибудь говорил мне про этот лес. Но, коли уж попал ты ко мне, попробую помочь, и узнаем, куда идти следует.
Поднялся старик, встал перед домом, вытащил из-за пазухи флуер и как свистнул один раз – горы пригнули свои вершины, и стали сбегаться, слетаться со всех сторон звери, птицы, мухи и другие лесные жильцы. Собралось их видимо-невидимо.
Когда уже некуда ступить было от них, старик спросил:
– Дети мои, вы столько носитесь по белу свету-не видали ль вы золотой дворец, что стоит в золотом лесу?
Козочка ответила:
– Как раз оттуда иду, отец.
– Тогда проводи молодца, укажи ему путь.
– Ох, отец, коли б и хотела, не смогла бы указать дорогу: невиданная засуха иссушает те места-трава высохла, не найдешь нигде и капли воды. Однако повеленье есть повеленье. Пустилась козочка с молодцом в путь-дорогу, повела его по тропам нехоженым, по местам скалистым до вершины холма, откуда простиралось уже ровное место, выжженное засухой.
– Теперь держи путь только вперед, не сворачивай, когда глаза твои увидят край земли, считай, что пришел к золотому дворцу, что стоит в золотом лесу, – сказала ему козочка на прощанье.
Пошел Фэт-Фрумос дальше и увидел пустынные места: ничего живого вокруг, только увядшие сады и выжженные солнцем поля. Вдалеке горел какой-то огонек. Он подошел ближе. Несколько чабанов доили овец в ореховые скорлупы. Были у них и подойники, но они давно рассохлись: некого было доить в такую сушь. Чабаны сказали ему, что с тех пор, как увел змей фею фей из золотого сада, иссякли все родники и источники в их местах, высохли реки и озера, и все, что росло и зеленело, – засохло на корню. Узнав, куда держит путь странник, чабаны дали ему флуер.
– Возьми, молодец, сослужит он тебе добрую службу в пути.
И Фэт-Фрумос снова пустился в дорогу, шел да шел, долго ли, коротко ли, и приходит к царству змея. Перешел рубеж и смотрит вокруг с удивлением: будто совсем на другой земле очутился. Трава росла сочная, по пояс цветами вся, как ковер, уткана, деревья стояли рослые, раскидистые. Видя такую красоту вокруг, поднес Фэт-Фрумос ко рту флуер, и потекла дойна, восхваляющая эту благодать. И тут из лесов вышли к нему из своих берлог три волка и три медведя, охранявшие границы змеева царства. Пришли, чтобы съесть Фэт-Фрумоса,- таков был приказ их хозяина,- но услышали его игру и забыли обо всем. Слушали волшебный флуер и не могли наслушаться. Потом окружили его волки и медведи.
– Послушай, удалец, если ты еще поиграешь нам-все будет хорошо, если
же нет-возвращайся, потому что нам велено растерзать в клочья любого, кто перейдет границу этого царства. Что тогда ответил им Фэт-Фрумос?
– Я бы сыграл вам во сто раз краше, но-вот беда – флуер у меня
сломался. Если б вы отважились помочь мне вытащить сердцевину из столетнего дуба, тогда-то сыграл бы я вам от всей души.
Пошли волки и медведи и отыскали дуб – огромный, толстый,- привели к нему молодца, и как рубанул тот по дубу палашом – раскололся дуб посередине, а Фэт-Фрумос сказал:
-Хватайтесь скорее за края трещины и тяните в стороны, а я высмотрю сердцевину.
Сунули волки и,медведи свои лапы в трещину, а Фэт-фрумос вытащил быстренько палаш – и зажало всех зверей в дубе так, что не могли они ни лапами шевельнуть, ни дерево повалить. Оставил их всех Фэт-фрумос, как в капкане, и пошел дальше. Шел он, шел и достиг рубежа другого царства. Не успел сделать и трех шагов, как выходит ему навстречу Черный Арап с саблей обоюдоострой. Как прошелся саблей понизу – отрубил ноги Фэт-фрумосу, взмахнул посередине-отрезал ему руки, когда же вскинул саблю, чтобы отсечь молодцу голову, не пришлось ему это сделать – упал Фэт-фрумос. Недалеко от того места, где он упал, был источник. Пришел молодец в себя – и покатился к нему, чтоб испить воды. Наклонился, потянул в себя воду, а она уходит, не дается – это же была змеева вода. Напрягся он тогда и ухватился зубами за самую главную ключевую жилу, прикусил ее крепко-накрепко, так что взмолился родник:
– Отпусти, ох, отпусти, молодец!
– Не отпущу.
– Отпусти, сделаю все для тебя и дам, чего только не попросишь.
– Сделай, чтоб отросли у меня руки – такие же, как были прежде.
– Быть посему, – сказал ключ, и вмиг выросли у Фэт-Фрумоса руки -такие же, как были прежде.
Снова просит ключ, умоляет:
– Отпусти меня, молодец, умираю от боли!
– Не отпущу, пока не отрастут у меня и ноги – такие же, как были.
– Пусть исполнится твое желание! – сказал ключ. И выросли у Фэт-Фрумоса и ноги.
Напряг он мышцы тогда, уперся ногами в землю и стянул еще крепче ключевую жилу.
– Чего ты хочешь, молодец, зачем мучаешь меня?
– Скажи, как одолеть Черного Арапа.
– Глотни три раза воды из того места, за которое держишься зубами. Глотнул Фэт-фрумос воды три раза, как велел ему ключ, и таким силъивм сделался, что заколыхалась земля от одного его дыхания. Отправился он в путь, и снова выходит ему навстречу Черный Арап с саблей. Как схватит его Фэт-Фрумос, как швырнет оземь-тррах!-выпала сабля из рук Арапа, и три часа слышно было, как входил он с завыванием в земную твердь. Вот как!
Стал Фэт-Фрумос держать путь к змееву дворцу и шёл по лесам тенистым, по лугам цветистым, через долины зеленые, рощи, птичьим пеньем полные, и приходит ко дворцу, что на солнце смотрит-и не Меркнет, так красив. Вышла на порог Фея фей и говорит:
– Хорошо, что ты пожаловал, Фэт-Фрумос. Но лучше, если б ты не приходил все же, потому что погубит тебя змей-собака.
Едва успела это проговорить – летит палица драконова, стукнула в дверь, оттуда – на порог и опустилась на свое место, на гвоздь! Фэт-Фрумос как схватил ее, как швырнет обратно- если б не ударилась она о грудь змея, летела бы дальше.
– Трудные гости ждут меня, видно, дома, – проговорил змей. Вошел он в дом, увидел Фэт-Фрумоса и спрашивает:
– Как хочешь биться, молодец, -врукопашную или на саблях?
– На саблях или врукопашную – все равно мой верх будет.
И стали они биться. Как швырнул змей молодца на землю -затряслась под ним земля. Теперь настал черед Фэт-Фрумоса. Кинул он змея оземь -ушел тот в земную твердь, только чуб остался; торчать над землей. Однако выбрался змеи и закричал:
– Волки, медведи; мои, скачите сюда, с хозяином вашим беда! Швырнул Фэт-Фрумое змея еще раз. И снова ушел змей в глубь земли, только чуб; остался торчать. Но закричал еще громче:
– Черный Арап, где ты! Хозяину твоему плохо!
Но кто мог услышать его и прийти на помощь, если над Черным Арапом рушилась земля, а волков и медведей цепко держал дуб?!
Когда в третий раз кинул Фэт-Фрумос змея- три дня погружался тот с воем в земные недра, да так и не вышел и поныне.
И заструилась вода из пересохших источников, зазеленели поля – снизошла благодать на всю землю.
А Фэт-Фрумос вошел во дворец, и что оставалось ему делать? Взял он за руку Фею фей, превратил все змеевы богатства в золотое яблоко, воротился домой, и стали они жить-поживать да добра наживать.