Работник
Жил муж с женой; были люди бедные, погорелые, и нечем им кормиться. Детей у них не было. Муж жене и говорит раз: «Ну, хозяйка, оставайся, а я пойду в работники».— «Ступай с богом!»
Пошел мужик куда глаза глядят. Долго ли, мало ли шел, встречается ему человек: «Куда идешь, удалый молодец?» — «Да вот в работники наняться».— «А на сколько времени?» — «На год».— «А что возьмешь с меня?» — «Да паску на Светло Христово Воскресенье отдайте мне за работу!» — «Мало».— «Ну, два проживу, только отдайте».— «Нет, мало».— «Ну, дедушка, три года проживу,
И согласились на трех летах за паску жить.
Служил работник верно: куда ни Пошли, все дела справит. Прослужил три года. Пришла Паска; хозяин паску на стол поставил и говорит работнику: «Ну, работник, сядем поедим да рассчитаемся!» — «Ну нет, я не согласен с тобой паску есть!» Свернул ее в столешник и в запазуху положил. И сказал ему хозяин: «Ну, друг, когда от меня пойдешь домой и пристижет тебя темна ночь, тут ты не ночуй, где муж стар, жена молода; а ночуешь да чего увидишь — держи; а не удержишь — оторви; домой приди, возьми в руки, подыми, да не опусти». На дорогу работнику хозяин пирожок
Шел, шел, и захотелось ему разговеться. Разостлал и сел на землю; только хотел укусить, и является Миколай-угодник и говорит: «Ангел тебе за трапезой, добрый молодец! Покорми-ка меня».— «Кто ты такой?» — «Я — Миколай-угодник».— «О, —говорит,— ты за деньги,— говорит, — все бога-то молишь, кто тебе свечку купит. Я тебе не дам». Миколаю-угоднику не дал и сам пищи не принял; в пазуху положил и пошел путем-дорогой.
Шел и устал, и поесть захотел: «Дай-ка разверну да разговеюсь». Развернул и разостлал, и перекрестился. Не поспел укусить, является к нему старичок и говорит: «Ангел тебе за трапезой, добрый молодец!» — «Да спасет тебя господь!» — сказал добрый молодец. «Где ты был, друг?» — «А вот, дедушка, жил у хозяина, в работниках работал три года за паску; вот домой иду, хозяйке тащу».— «Давай-ка сядем да поедим».— «Ты кто, дедушка?» — «Я — сам господь».— «Эх, господи, я тебе паской разго веться не дам: ты не по правде делаешь. Немножко — которые больно богатые, а которые бедные…» Завернул, в пазуху положил и опять пошел.
Шел и крепко поесть захотел: «Ну, надо разговеться». Не успел куска отломить, является к нему старушка и говорит: «Ангел тебе за трапезой, добрый молодец!» — «Добро жаловать, баушка, ко мне разговеться».— «Где ты, друг, был?» — «В таком-то,— говорит,— месте три года за паску в работниках работал; паску получил, а сам не разговлялся».— «А что ты долго не разговлялся?» — «Да вот что: сел я раз разговляться, подходит ко мне святой отец Никола и садится со мной разговляться. Я ему, баушка, ведь не дал».— «А на что ты ему не дал?» — «Он за копеечну свечку ведь работает, а кто ему свечку не купит, он за того не молится. Второй раз, баушка, сел — опять приходит старичок, просит паски, разговеться; я спросил: «Ты, дедушка, кто?» Ну, дедушка сказал мне хорошо: «Я,— говорит,— господь». Ну, я бога прогневал, нехорошо перед богом сказал: «Ты, господи,— говорю,— нас всех не ровняешь: которых больно делаешь бедными, которых — богатыми. Взял я положил паску в пазуху и ушел. А ты, баушка, кто?» — «Я, друг, Смерть твоя».— «Ну, давай, баушка, разговеемся! Ты — Смерть, человек справедливый: ты не берешь ни злата, ни серебра, не оставляешь ни царей, ни сильных могучих богатырей — всех моришь». Вот они с ней сели да и разговелись. Смерть и говорит: «Хошь я и Смерть твоя, да иди, куда путь лежит». Он и пошел.
Пристигла его темна ночь близко села ночевать; постучал под окно: «Хозяюшки, дома ли?» Отвечает женка: «Дома».— «Пустите, Христа ради, ночевать!» — «Добро жаловать, батюшка». Взошел, богу помолился и хозяину с хозяйкой поклонился. Сели да поужинали. Вспомнил добрый молодец, что ему хозяин-то наказывал. «Ах,— думает,— не велел мне хозяин ночевать, где муж стар, жена молода». Полежал на печке с вечера, взял да тихонько (у них стена-то была на прогар) вышел и под стенку лег. Является к женке молодец и говорит: «А где твой муж? Давай его убьем! Его-то я убью, а тебя замуж возьму». Женка говорит: «Да ведь нельзя, милый, у меня ночлещик, а стар-то муж спит на печке».— «То-то и хорошо убить. Скажи, что ночлещик убил».
Взял да и убил старика и сам на прогар побежал; а ночлещик его поймал, да у него от шаровар лоскуточек оторвал, и лег спать.
Молода жена вытаращила глаза, бежит по широкой улице и кричит: «Батюшки, караул! Ночлещик мужа убил!»
Ударили во сполох, сошлось народу страсть. Стал день — белая заря, а ночлещик спит под стеной. Старика-мужа жена лиходейка была: ночлещика увидала, всем мирянам рассказала: «Вот кто убил!» (А он и в избе-то не был). Ночлещика взяли, ноженьки в железы сковали и под суд его отдали.
Приезжают из его села люди и смотрят на него, и хочется им его взять, и говорят: «Что у вас?» — «Сей человек у такой-то женки мужа убил!» Отвечают проезжающие люди: «Это наш человек; он был наш, да не сейчас: давно ушел». Сели да поехали. А ночлещик судьям и говорит: «А вы послушайте, стары старички, пожилые мужички, я ли его убил. Я вам найду кто!» Старики говорят: «Мы тебя отпускаем, подавай виновника».— «Идите в конец и нарядите ко мне старого и малого, молодого и бывалого, кто в чем лежит, проклаждается, ничего себе не чает».
Старики распорядились, взяли послали, каждого из дому брали, все виновника искали. Идет же добрый молодец в новом чапане, он всем хорош, да клина-то нет. Говорит ночлещик: «Вот, старики, к вам виновник идет!» Вынимает от его чапана клин. Те взяли и приложили. Тут виновник сознался, с ночлещиком распрощался: «Иди, ночлещик, куда идешь, а я убил человека, да и буду страдать».
Добрый молодец ушел, куда ему надо.
Приходит домой, подходит к своему дому, просится ночевать у своей законной жены. Его жена не узнала, ночевать не пускала, ох, дедушкой его называла: «Я бы и рада тебя пустила, да боюсь: дома одна».— «Эх, друг-свет, я тебя не трону; призри от темной ночи меня!» — «Да поди же, добро жаловать! Ночуй».
Взошел он, богу помолился, хозяюшке поклонился, а сумочку с пирожком в сенях оставил. Повечеряло. Сели да поужинали; она на лавочке сидит и в окошечко смотрит. Он лег на печку и на нее поглядывает. Вдруг колясочка застучала, приехали к ней два добрые молодца, ясные сокола. Прихожий молодец лежит на печи, посматривает. Убрали добрых коней и взошли в избу, и чайку покушали, и водочки выпили. Сели три лица и поужинали, и говорят: «А кто на печке такой?» — «Это прохожий человек».— «А не хочет ли он поесть?» — «Я его покормила».— «Да позови-ка его. Хоть водочки испьет, по крепче уснет».— «А подь-ка, дедушка, к нам сюда! Выпей-ка стаканчик водочки на сон грядущий». Он стакан водки выпил, в подлавке топорик увидал и опять на печку лег. Лег да лежит. Молодица со столика убрала и постели постлала. Один-то лег к стенке, а другой-то с краешку. Легли и уснули. Прохожий молодец с печки слез, взял топор и сказал: «Это дружья ее, дай-ка я им головы порублю!» Поднял да и подумал: «Ах, мне что хозяин-то сказал: придешь ты домой, в руки возьмешь, подымешь, да не опусти… Дай-ка топорик,— думает,— на место положу ».
Положил топорик под лавку, лег на печку и сейчас спит.
Хозяйка встала рано поутру, затопила нову горенку, молодчиков разбуждала и угостила чаем, водкой; с печки ночлещика позвала: «Поди-ка, прохожий, с нами хлеба-соли покушай и нас послушай». Он слез, умылся, богу помолился, и им поклонился и стакан водки выпил. Вот он и говорит (добрые молодцы в путь отправились; остались они с женой двое): «А что, женка, в каком ты виде живешь, с кем ты век продолжаешь?» — «Как видишь, так и век продолжаю».— «А где у тебя законный муж?» — «Ушел он на год в работники, и топерь его нет»,— «А сколько тому времени лет, как его нет?» — «Да я и не знаю».— «А это чьи такие?» — «А вот кто: я с мужем жила десять лет, ни одного детища не родила; он ушел в работники на один год, оставил меня беременной, а после него родила двойню». Добрый молодец слушает. «Вот они выросли у меня двое; им по двадцать лет».— «А куда они поехали?» — «За три версты на базар красным товаром торговать».— «Как вы живете?» — «Слава богу».— «Ну, а скоро ли ребятки будут?» — «Да не больше как через час».
Не поспели слов разговорить, они являются. Сели за стол, и говорит им прихожий человек: «Не родня ли я вам?» Отвечает ему жена: «Нет, ты не муж мой, а дедушка мне».— «По летам тридцать лет в работниках поживи-ка, так будешь стар. Я муж твой!» Вот они ему обрадовались, крепко целовались. «Ты, — говорит,— наш тятенька!» Сели да погуляли, друг дружку поздравляли, его с приходом, а тятенька их — с торговлей. «Подите-ка: у меня в сенках есть сумочка, а в сумочке пирожок». Они пошли да принесли, положили на стол, разрезали, а в нем пять тысяч рублей!
Стали тут они жить да поживать, добра-то себе наживать, а худо-то проживать.