Наталья Михайловна, молодая дамочка, приехавшая утром из Ялты, обедала и, неугомонно треща языком, рассказывала мужу о том, какие прелести в Крыму. Муж, обрадованный, глядел с умилением на ее восторженное лицо, слушал и изредка задавал вопросы…
– Но, говорят, жизнь там необычайно дорога? – спросил он между прочим.
– Как тебе сказать? По-моему, дороговизну преувеличили, папочка. Не так страшен черт, как его рисуют. Я, например, с Юлией Петровной имела очень удобный и приличный номер за двадцать рублей в сутки. Все, дружочек мой, зависит
– Кстати… без тебя тут я в каком-то журнале читал про тамошних проводников-татар… Такие мерзости! Что, это в самом деле какие-нибудь особенные люди?
Наталья Михайловна сделала презрительную гримаску и мотнула головой.
–
– Говорят, донжуаны страшные.
– Может быть! Бывают мерзавки, которые…
Наталья Михайловна вдруг вскочила, точно вспомнила что-то страшное, полминуты глядела на мужа испуганными глазами и сказала, растягивая каждое слово:
– Васичка, я тебе скажу, какие есть без-нрав-ствен-ны-е! Ах, какие безнравственные! Не то чтобы, знаешь, простые или среднего круга, а аристократки, эти надутые бонтонши! Просто ужас, глазам своим я не верила! Умру и не забуду! Ну, можно ли забыться до такой степени, чтобы… ах, Васичка, я даже и говорить не хочу! Взять хотя бы мою спутницу Юлию Петровну… Такой хороший муж, двое детей… принадлежит к порядочному кругу, корчит всегда из себя святую и – вдруг, можешь себе представить… Только, папочка, это, конечно, entre nous*… Даешь честное слово, что никому не скажешь?
* (между нами (фр.).)
– Ну, вот еще выдумала! Разумеется, не скажу.
– Честное слово? Смотри же! Я тебе верю… Дамочка положила вилку, придала своему лицу таинственное выражение и зашептала:
– Представь ты себе такую вещь… Поехала эта Юлия Петровна в горы… Была отличная погода! Впереди едет она со своим проводником, немножко позади – я. Отъехали мы версты три-четыре, вдруг, понимаешь ты, Васичка, Юлия вскрикивает и хватает себя за грудь. Ее татарин хватает ее за талию, иначе бы она с седла свалилась… Я со своим проводником подъезжаю к ней… Что такое? В чем дело? “Ох, кричит, умираю! Дурно! Не могу дальше ехать!” Представь мой испуг! Так поедемте, говорю, назад! – “Нет, говорит, Natalie, не могу я ехать назад! Если я сделаю еще хоть один шаг, то умру от боли! У меня спазмы!” И просит, умоляет, ради бога, меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись назад в город и привезли ей бестужевских капель, которые ей помогают.
– Постой… Я тебя не совсем понимаю… – пробормотал муж, почесывая лоб. – Раньше ты говорила, что видела этих татар только издалека, а теперь про какого-то Сулеймана рассказываешь.
– Ну, ты опять придираешься к слову! – поморщилась дамочка, нимало не смущаясь. – Терпеть не могу подозрительности! Терпеть не могу! Глупо и глупо!
– Я не придираюсь, но… зачем говорить неправду? Каталась с татарами, ну, так тому и быть, бог с тобой, но… зачем вилять?
– Гм!.. вот странный! – возмутилась дамочка. – Ревнует к Сулейману! Воображаю, как это ты поехал бы в горы без проводника! Воображаю! Если не знаешь тамошней жизни, не понимаешь, то лучше молчи. Молчи и молчи! Без проводника там шагу нельзя сделать.
– Еще бы!
– Пожалуйста, без этих глупых улыбок! Я тебе не Юлия какая-нибудь… Я ее и не оправдываю, но я… пссс! Я хоть и не корчу из себя святой, но еще не настолько забылась. У меня Сулейман не выходил из границ… Не-ет! Маметкул, бывало, у Юлии все время сидит, а у меня как только бьет одиннадцать часов, сейчас: “Сулейман, марш! Уходите!” И мой глупый татарка уходит. Он у меня, папочка, в ежовых был… Как только разворчится насчет денег или чего-нибудь, я сейчас: “Ка-ак? Что-о? Что-о-о?” Так у него вся душа в пятки… Ха-ха-ха… Глаза, понимаешь, Васичка, черные-пре-черные, как у-уголь, морденка татарская, глупая такая, смешная… Я его вот как держала! Вот!
– Воображаю… – промычал супруг, катая шарики из хлеба.
– Глупо, Васичка! Я ведь знаю, какие у тебя мысли! Я знаю, что ты думаешь… Но, я тебя уверяю, он у меня даже во время прогулок не выходил из границ. Например, едем ли в горы, или к водопаду Учан-Су, я ему всегда говорю: “Сулейман, ехать сзади! Ну!” И всегда он ехал сзади, бедняжка… Даже во время… в самых патетических местах я ему говорила: “А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!” Ха-ха…
Дамочка захохотала, потом быстро оглянулась и, сделав испуганное лицо, зашептала:
– Но Юлия! Ах, эта Юлия! Я понимаю, Васичка, отчего не пошалить, отчего не отдохнуть от пустоты светской жизни? Все это можно… шали, сделай милость, никто тебя не осудит, но глядеть на это серьезно, делать сцены… нет, как хочешь, я этого не понимаю! Вообрази, она ревновала! Ну, не глупо ли? Однажды приходит к ней Маметкул, ее пассия… Дома ее не было… Ну, я зазвала его к себе… начались разговоры, то да се… Они, знаешь, препотешные! Незаметно этак провели вечер… Вдруг влетает Юлия… Набрасывается на меня, на Маметкула… делает нам сцену… фи! Я этого не понимаю, Васичка…
Васичка крякнул, нахмурился и заходил по комнате.
– Весело вам там жилось, нечего сказать! – проворчал он, брезгливо улыбаясь.
– Ну, как это глу-упо! – обиделась Наталья Михайловна. – Я знаю, о чем ты думаешь! Всегда у тебя такие гадкие мысли! Не стану же я тебе ничего рассказывать. Не стану!
Дамочка надула губки и умолкла.
Сказка О Сфинксах