У кейфующего кейфа не убудет
1
Когда-то в городе Багдаде сидел халиф Гарун-Аль-Рашид. Этот Гарун-Аль-Рашид имел обычай переодетым гулять по городу, чтобы выведывать таким образом, что происходит в столице. Как-то ночью, когда, переодевшись дервишем, он шел глухой улицей, до него внезапно донеслись музыка и звуки песни. Остановился халиф и, после долгого раздумья, решил из любопытства войти в домик. Войдя, он увидел голые стены; на коврике перед огнем за скудным ужином – хозяин и музыканты; все они поют, играют и веселятся.
– Мир вам, о, веселые люди! – с низким поклоном
– Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим откушать с нами хлеба и соли, повеселимся вместе, – пригласил его хозяин.
И, усадив дервиша рядом, продолжает кейфовать.
Настала ночь, и хозяин расплатился с музыкантами. По их уходе дервиш спросил хозяина:
– Как тебя зовут, приятель?
– Гасан.
– Не в обиду будь сказано, братец Гасан, чем ты занимаешься, сколько зарабатываешь, что так беззаботно кейфуя коротаешь время?
– Чтобы кейфовать, не надо много денег, дервиш-баба, – ответил хозяин. – И на самый маленький доход можно жить без печали. Я – лапотник,
-Да продлится надолго радость твоя, братец Гасан, но если вдруг эта ненадежная радость тебе изменит, что ты будешь делать тогда?
– Зачем она мне изменит, дервиш-баба?
– Да вот, сказать к примеру, вдруг халифу придет на ум приказать: чтобы не было лапотников в Багдаде!
– Вот еще! Разве нет у халифа другого дела? Да чем провинились лапотники перед халифом? А коли что-нибудь такое случится, тогда и подумаем. Теперь же, дервиш-баба, пора на боковую, бог не без милости: у кейфующего кейфа не убудет. Уж таковы все мирские дела – как ты примешься за них, так они и пойдут.
– Ладно, дай бог, чтобы так было, – молвил дервиш, и оба легли.
2
Рано утром дервиш удалился. Вскорости придворные вестники обежали улицы и площади, возглашая:
– Халиф приказал всем лапотникам закрыть свои лавки, а кто посмеет заниматься лапотным ремеслом, с того голову долой!
У бедного Гасана вырывают шило; осыпая его ударами, выгоняют из убогой лавчонки и запирают дверь.
Ночью Гарун-Аль-Рашид, переодевшись дервишем, опять пускается бродить по Багдаду. Из лачуги весельчака Гасана ему слышатся музыка и пение. Он входит.
– Добро пожаловать, дервиш-баба! Садись, тебе место готово!
Дервиш уселся; все начинают петь и веселиться до поздней ночи.
В полночь музыканты, получив плату, уходят. Хозяин и гость остаются вдвоем.
– Слыхал, что случилось, дервиш-баба?
– А что такое?
– Все, что ты напророчил вчера, сегодня сбылось: вышел приказ халифа о запрещении лапотникам работать…
– Не может быть! – удивился гость. – Откуда же ты взял денег для нынешнего кейфа?
– Я отыскал глиняный кувшин и вот теперь продаю воду. Что заработаю за день – половина идет на прожиток, а остальное на музыкантов; так я и продолжаю кейфовать.
– Но ежели халиф и воду продавать не позволит, тогда что делать будешь?
– Ведь я продажей воды халифу убытка не причиняю, за что же не позволять? Да и стоит ли думать об этом? Вот когда запретит, тогда и подумаю. Не бойся, братец, кусок хлеба я всегда добуду, да и уголок для кейфа всегда найдется.
– Пусть вечно осеняет радость твой очаг, Гасан! – промолвил дервиш, удаляясь.
3
Чуть свет весь Багдад содрогнулся от крика придворных вестников:
– Халиф Гарун-Аль-Рашид повелевает: “Вода есть дар божий и с нынешнего дня никто да не осмелится продавать ее за деньги. Повелеваю разорвать у торговцев бурдюки и перебить кувшины!”
Разбили кувшин и у бедного Гасана; с пустыми руками плетется он домой.
На третью ночь халиф, одетый дервишем, опять, обходит город. Опять приближается к жилищу веселого Гасана и слышит музыку, звуки песен. Он входит.
– О-о, дервиш-баба, честь тебе и место, садись поближе, день продолжим, вечер скоротаем! Будем веселиться, дервиш-баба: лучше веселье, чем грусть.
– Что и говорить, веселье куда лучше. Смерти все равно никому не миновать, кто может – пусть веселится! – восклицает дервиш, подсаживаясь к хозяину.
В полночь музыканты получают плату и уходят. Остаются дервиш и хозяин.
– Братец Гасан, что это я слышал сегодня! Будто халиф запретил торговать водой – да правда ли это?
– Как же, сущая правда, у всех продавцов переколотили кувшины. Ты, братец, настоящий пророк: что ни скажешь – все сразу сбывается.
– А на какие же деньги ты так кейфуешь?
– О, если б у человека кроме денег не было никакой нужды! Добыть денег нетрудно, братец дервиш. Поступил я работником к хозяину. Из того, что зарабатываю за день – половину проедаю, а прочее музыкантам отдаю. Главное в человеке сердце, дервиш-баба.
– Жизнью клянусь – ты с таким сердцем достоин быть при дворе! – воскликнул дервиш.
– Ой, дервиш-баба, все слова твои сбываются, неужели и эти сбудутся?
– А почему бы и нет? На свете все возможно, – ответил дервиш, и они расстались.
4
С восходом Солнца придворные вестники уже теснились у порога Гасана.
– Здесь ли Гасан, что любит кейф?
– Вот я.
– По приказу халифа следуй за нами!
Гасана привели во дворец и объявили, что халиф, велит ему служить во дворце. Гасана роскошно одели, прицепили к поясу саблю и поставили у входа во дворец. Целый день Гасан простоял без дела, а как стемнело, с пустыми руками отправили его домой; иди, мол, придешь завтра, станешь на то же место.
Ночью Гарун-Аль-Рашид опять бродит по Багдаду.
Вот он у лачуги Гасана. О, чудо! Опять музыка, песни. Халиф вошел.
– Дервиш, дервиш, сюда, важная новость. Твои вчерашние слова сбылись, халиф взял меня во дворец и дал мне должность,
– Что ты говоришь!
– Аллах свидетель.
– Видно и денег немало дал.
– Ни гроша!
– Откуда же взялись у тебя деньги на кутеж?
– Садись, расскажу. Привесили мне сбоку саблю. Вечером иду домой, а сам думаю: ведь не людей же мне саблей убивать. Так вот, продал я клинок вместо него вставил деревянный. На деньги, что я получил за клинок, вот и кейфую. Неужели я дурно поступил, дервиш-баба? Лучше иметь при себе радость, чем саблю, что разит людей.
– Ха-ха-ха!- захохотал дервиш. – Положим, поступил ты не плохо. Ну, а ежели завтра царь да велит тебе этой саблей кому-нибудь голову отсечь?
– Удержи свой язык, зловещий дервиш! – рассердился Гасан. – Как на грех все твои слова сбываются. Не можешь разве что-нибудь хорошее сказать?
Взгрустнулось Гасану. Сердце у него щемило страхом, всю ночь он проворочался без сна.
Так оно и вышло. На другой день халиф вызвал Гасана и на глазах всех придворных торжественно приказал:
– Обнажи саблю и отсеки этому преступнику голову!
– Живи вовек, великий халиф, – пролепетал объятый ужасом Гасан, – во всю жизнь я ни на кого руки не поднимал – не могу. Поручи это дело кому-нибудь другому…
– Я поручаю это тебе, – рявкнул разгневанный халиф, – если хоть минуту промедлишь – голова твоя слетит с плеч! Вынимай саблю!..
При этих словах Гасан подошел к осужденному, поднял руки к небу и провозгласил:
– Аллах, ты ведаешь, кто прав, кто виноват. Ежели этот человек согрешил, дай мне сил одним ударом отсечь ему голову, а нет – пусть сабельный клинок из стального станет деревянным…
И он выхватил саблю… Дерево! Придворные диву дались при этом чуде.
Тут халиф Гарун-Аль-Рашид с громким смехом открыл тайну своим сановникам. Те пришли в восторг и осыпали похвалами как халифа, так и кейфующего Гасана. Засмеялся даже несчастный преступник, на коленях ожидавший, вытянув шею, рокового удара.
Гарун-Аль-Рашид даровал ему жизнь, потом подозвал Гасана, объявил его своим вернейшим подданным и даровал высокий сан, чтобы он, не нуждаясь ни в чем; жил по-прежнему весело и других учил весело жить на свете.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)