Жили-были когда-то крестьянин с крестьянкой, и приглянулась крестьянка сельскому попу; очень ему хотелось провести с той крестьянкой весь день в свое удовольствие, той этого тоже хотелось.
Ну, вот и говорит он раз крестьянке:
– Послушай, милая моя крестьянка, я теперь кое-что надумал, как нам с тобой вместе весь день провести в полном удовольствии. Знаешь что, ложись-ка ты в постель в ночь под среду да скажи своему муженьку, будто ты заболела, да только жалуйся и стони покрепче и делай этак до самого воскресенья, когда я проповедь читаю.
– Я так и сделаю, – сказала на это крестьянка.
Ну, после того под среду улеглась она в постель и стала на болезнь жаловаться, как никогда еще не жаловалась, и муж делал с ней все,
– Мне так неможется, словно смерть моя подходит, и одного б мне хотелось перед своей кончиной – это послушать проповедь нашего господина пастора, которую он будет нынче читать.
– Ох, дитя мое, – сказал на это крестьянин, – не делай ты этого, а то может сделаться тебе еще хуже, ежели ты подымешься. Знаешь что, пойду-ка я на проповедь сам, внимательно ее выслушаю и все тебе перескажу, что скажет господин пастор.
– Ну, – сказала крестьянка, – ступай уж ты, но слушай внимательно и расскажешь мне все, что слышал.
Вот пошел крестьянин на проповедь; начал господин пастор читать проповедь и говорят:
– И ежели у кого имеется в доме больной ребенок или больной муж, больная жена или отец болен, мать больна или сестра, брат или кто другой из семьи, то пусть отправится тот на богомолье на гору Геккерли в Велишланд, где можно за один крейцер купить целую осьмину лаврового листа, – и тотчас выздоровеет у того больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, больная сестра, брат или кто другой из семьи; и кто пожелает предпринять такое странствие, должен после окончания мессы прийти ко мне, и я дам тому мешок для лаврового листа и крейцер.
Никто так не обрадовался, услышав это, как крестьянин. После окончания мессы направился он тотчас к попу, и тот дал ему мешок для лаврового листа и крейцер. Вернулся крестьянин домой и только вошел в двери, да как закричит:
– Хе-хе, милая женушка, теперь уж считай, что ты выздоровела! Господин пастор сказал нынче в проповеди, что ежели у кого в доме имеется больной ребенок или больной муж, больная жена, отец болен или больна мать, больна сестра, брат или кто другой из семьи и ежели тот отправится на богомолье на гору Геккерли в Велишланд, где целая осьмина лаврового листа стоит один крейцер, то выздоровеет у того больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, больная сестра, брат или кто другой из семьи. Я уж получил от господина пастора и мешок для лаврового листа и крейцер и сейчас же отправляюсь в дорогу, чтоб ты поскорей выздоровела.
И он ушел из дому. Но только он ушел, поднялась тотчас крестьянка с постели, и поп был уже тут как тут. Но теперь мы оставим их вдвоем, а сами пойдем вместе с крестьянином. Между тем он уже далеко отошел, чтоб поскорее взобраться на гору Геккерли; вот идет он, торопится и встречает на пути своего кума. А был его кум торговец яйцами и возвращался как раз с рынка, где продал яйца.
– Здорово! – говорит ему кум. – Куда это ты, куманек, так торопишься?
– Да вот, кум, во святые места, – отвечает крестьянин, – жена у меня заболела, а слыхал я нынче в проповеди господина пастора, что ежели у кого в доме имеется больной ребенок или больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, сестра больная, брат или кто другой из семьи, то пусть тот отправится на богомолье на гору Геккерли в Велишланд, где целая осьмина лаврового листа стоит один крейцер, – и выздоровеет у того враз больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, сестра больная, брат или кто другой из семьи; вот и взял я у господина пастора мешок для лаврового листа и крейцер и иду теперь на богомолье.
– Но послушай, куманек, – говорит кум крестьянину, – неужто ты такой простофиля, что всему этому поверил? Знаешь, в чем дело? Да ведь попу охота провести с твоей женой весь день вдвоем в полное свое удовольствие, потому они тебя и околпачили, чтоб ты им не мешал.
– Да что ты? – сказал крестьянин. – Хотел бы я проверить, правда ли это.
– Ну, – сказал кум, – знаешь что, садись-ка ты ко мне в корзину от яиц, а я тебя домой отнесу, и ты все сам увидишь.
Сказано – сделано; посадил кум крестьянина к себе в корзину и принес его домой. Как пришли они домой – го-го, как там весело было! Зарезала крестьянка почти все, что у ней во дворе находилось, напекла пышек, и поп уже был тут как тут и притащил с собой скрипку. Постучался кум в дверь; спрашивает крестьянка, кто там такой.
– Кума, да это я, – говорит кум, – пустите меня нынче на ночлег, яиц-то я на рынке нынче не продал, приходится мне их домой тащить, а они-то ведь очень тяжелые, мне их не донести, да и на дворе уже темень какая.
– Да, куманек, – говорит крестьянка, – пришли вы что-то не во-время.
Ну, ничего не поделаешь, входите, забирайтесь на печь, на лежанку подальше.
Вот забрался кум со своею корзиной на печь; а поп и крестьянка были уже навеселе.
Вот поп и говорит:
– Слушай, голубушка, ты ведь умеешь петь так хорошо; спой-ка мне что-нибудь.
– Ах, – говорит крестьянка, – петь я уж теперь разучилась, вот в молодые годы умела я петь хорошо, а теперь это прошло.
– Э, да спой, – говорит снова поп, – хоть немножко.
И начала крестьянка петь:
Я муженька, однако, ловко отослала
На гору Геккерли, теперь одна осталась.
А тут и поп за нею запел:
И хорошо б ему там целый год остаться,
Да все с мешком по Геккерли бы шляться.
Аллилуйя!
А там на печке и кум запел себе тоже (надо сказать вам, что звали крестьянина Гильдебрандом), затянул он песенку:
Гильдебранд, любезный мой,
Что ж забрался ты на печку, дорогой?
Аллилуйя!
А там запел и крестьянин в корзине:
Таких я песенок не в силах больше вынесть,
Хочу скорее из корзины вылезть.
Вылезает он из корзины и начинает попа бить, колотить; и прогнал его так из дому.
Сказка Мудур Марген