В некотором царстве, в некотором государстве жили старик со старухой. Что старик ухлопает, то старуха слопает. Встает рано старик и говорит: «Вставай, старуха, разогревай мне сковородку, пошел я на охотку!»
Ходил-ходил по лесу — никакого вещества не нашел. А старуха сковородку грела, пока она не покраснела.
Идет старик — сидит птичка, под ней двадцать одно яичко. Хлоп! Старик ее убил. Забрал эту птичку и двадцать одно яичко. «Ну, старуха, принес я закуску!» — «А чего, старик, принес?» — «Да вот, убил птичку на гнездышке, под ней
води-ка их до дела, а то ведь они сейчас насиженные, никуда не годные. Доводи их,— говорит,— до дела». И птицу варить не хотела.
Сидел старик на яйцах двадцать одну неделю. Вывел старик двадцать сыновей. Одно яйцо болтается. «Садись,— говорит, — кобель, доводи до дела и это!»
Просидел старик двадцать одну неделю, вывел Ивана-болтуна.
Живут-поживают, добра наживают. Старик забогател, настановил скирдов. Старуха померла. Стали скирды пропадать. Старик говорит: «Надо, дети, караулить!»
Назначил всем черед: по ночи караулить. Ивану-болтуну
Все братья проспали, ничего не видали, скирды каждую ночь пропадали. Подошла Иванова очередь. Сел он караулить. До двенадцати часов досидел — слышит конский топот: кобылица бежит, под ней земля дрожит, за ней двадцать один жеребенок. Как она топнула ногой — развалился скирд, жеребята к скирду подбежали. Был Иван на скирду, попал в нее молотком между ушей по лбу. Села кобылица на коленки, и убрал ее Иван в оброть и в ленты. Приводит он ее домой, запер ее на двор.
Вставает отец: «Как мой,— говорит,— Иван-подлец?» — «Нет, батюшка, я есть рачитель, я твой приказ исполнил». Посмотрел отец, что целый двор лошадей, похвалил Ивана: «Вот,— говорит,— у меня какой Иван, а вы что?» Назвал тех сыновей дураками: «Большие дураки, не рачительные!»
А лошади морские, такая-то красота!
Тут же стали они их делить. Отец себе взял матку. Большие поделили — себе на любки взяли. А Ивану-болтуну самый захудалый жеребеночек достался.
Эти собираются на охоту, Иван себе жеребеночка попробовал: руку положил на спину — он гнется. Взял его на сутки пустил в луга, на другие сутки обратывает. Положил руку — он не гнется. Положил ногу — гнется. Пустил опять на сутки в луга. Приводит из лугов, кладет ногу на него — он не гнется. Сам садится —он гнется. Пустил опять на сутки в луга. Четвертый раз садится — он не гнется.
А те уже уехали на охоту. Едет Иван по полю. День проезжает и два проезжает — все братьев своих не видит. На третий день ночью едет, и, похоже, виднеется огонек. Подъезжает — все видней и жарче. Он и думает: «Знать, братья мои кашу варят».
Подъезжает, а это золотое перо. Жалко Ивану расстаться с золотым пером. А конь говорит: «Не подымай, Иван, золотого пера, большая будет беда!» Все-таки не послушал Иван коня, поднял золотое перо.
Съезжаются братья домой — отец приказ дает, чтобы вычистить лошадей: «Будет нынче смотр» (у кого какие лошади есть).
У тех братьев щетки и мыло, а у Ивана — ничего. Те все повымыли, повычистили, а Иван махнул пером — стал конь золотой.
Подводят большие братья отцу на смотр. Все кони чисты, все хороши. А Иван-болтун вывел — еще лучше, красота! Конь пляшет золотой. «Что,— говорит отец,— вы! Какой плохонький ему достался, а вывел лучше всех ваших!»
Их ревность взяла, как бы его сподобить: «Давай, ребята, удумаем, чего на него напрасно наговорить!» Пошли к отцу. «Эх, батюшка, Иван наш хитрый, он нам еще не тем хвалится».— «А что, ребята?» — «Он нам хвалился: «Я,— говорит,— но как вы, я достану кота-игруна, и гусака плясуна, да лисицу-цимбалку».
Вот отец поверил. Призывает Ивана: «Тут ребята про тебя сказали, что ты можешь достать кота-игруна, и гусака-плясуна, да лисицу-цимбалку!» — «Нет, батюшка, ничего не знаю!» — «Как так не знаешь? Мой меч — твоя голова с плеч! Не хочу я этого, а достань мне!»
Тут Иван заплакал, пошел к коню на думу. Приходит к коню — заплаканы у Ивана глаза. Иван говорит: «Ох, верный мой конь! Вот мне беда!» — «Эта беда — не беда, а впереди будет беда!»
Отправляется Иван в иные города. Нашел он кота-игру-па, нашел гусака-плясуна и купил лисицу-цимбалку и привез отцу в подарок. «Что вы, мои сыновья! По крайней мере, у меня Иван — голова, все исполнил мои дела!» — «Ох, батюшка, Иван не то знает, нам хвалился!» — «А что, что, ребята?» «Он говорит: «Я не то знаю. Я знаю, где гусли-самоигры ».
Потом отец Ивана призывает: «Иван, привези мне гусли-самоигры!» — «Ой, батюшка, я про них и не слыхал и видеть не видал!» — «А что за твои эти отпоры? Привези! Мой меч — твоя голова с плеч! А чтоб гусли-самоигры представил!»
Тот заплакал и пошел к коню на думу. Приходит к коню: «Ой, копь мой верный! Вот моя пришла беда!» Конь человеческим голосом объявляет ему: «Это не беда, впереди будет беда! Утро мудренее вечера!»
Встает Иван рано, седлает своего золотого коня, отправляется в густые леса. Ехали-ехали, стоит избушка на куриных лапках, па собачьих пятках. «Стань ты,— говорит,— ко мне передом, па запад задом».
Переворотилась избушка. Выходит из нес Баба Яга костяная нога, на ступе ездит, метлой подметает, пестом-крестом погоняет. «Ах ты, добрый молодец! Зачем сюда зашел?» — «Бабушка ты, старушка, не спросила ты у меня, какое у меня горе-беда! Накормлен ли я, напоен ли я, или с голоду помираю?» Та старушка умилилась на его слова: «Иди,— говорит,— парень, сюда!»
Слезает парень с коня, входит к пей туда. Сажает она его на стул. Напоила-накормила, про его горе расспросила. «Ах, бабушка, горе мое большое! Как мне это быть, как мне гусли-самогуды добыть?» — «Я, родимый, знаю, где эти гусли!» — «Ой, ой, бабушка, расскажи и моему горю помоги!» — «Парень-красота, мне жалко тебя! Это у моей сестры есть. У пей есть сын — Змей Горыныч. Как же мне это быть, ведь он тебя может сподобить! Ну, уже я постараюсь, свою сестру попрошу. Привяжи,— говорит,— ты коня за шелковы удила. Вон мой двор и дубовый кол. Дам,— говорит,— тебе клубочек, держи ты его за кончик. Он будет катиться, и туда ты иди».
Он идет, клубочек катится. Его двор, Змея Горыныча, на двенадцати цепях, на двенадцати замках. Подходит. Постучался, мать-старушка вышла. «Ох, парень молодой, зачем сюда зашел? Мой сын прилетит, он голодный, тебя съест». — «Ох, бабушка, ты у меня не спросила, какая моя беда! Голодный ли я, холодный ли я…»
Та старушка спольстилась, повела его в хату. Напоила-накормила, про всю его беду-горе спросила: «Ну, я твоему горю помогу!»
Глядит она на часы. В двенадцать часов Змей Горыныч прилетит, надо Ивана-болтуна прятать: «Ложись в конник, я буду его встречать, тебя, молодого парня, защищать! »
Вот в двенадцать часов прилетает ее сын Змей Горыныч. Сам летит — земля дрожит. Влетел в дом: «Русь-кость пахнет!» — «И-и, сыночек, по Руси летал — Руси набрался, тебе и тут Русью пахнет!» — «Собирай, мама, поесть!» (Есть захотел.)
Выдвигает она из печки целого быка, подает она ему ведро вина. Выпил он вина и закусил сладко быка. Дело его повеселело: «Эх, мама, с кем бы мне сыграть в карты?» — «Эх, детенок, я бы надумала, с кем в карты сыграть, да боюсь — вред будет!» — «Уважаю тебя, мать, никакого вреда не будет, но охота в карты поиграть!»
Нечего делать старухе, надо парня из конника вынимать. «А как,— говорит Змей,— мы будем в карты играть?» Они между собой договор сделали: кто кого обыграет, в дураки введет, тот того ест.
Вот старуха во что бы то ни стало сына вводит в дураки с Иваном-болтуном. Два дня играли, и ввели они его с матерью в дураки. Тот Змей на коленки становится, просит мать и Ивана-болтуна: «Не ешьте меня!» — «Что ж, отдай мне гусли-самоигры!»
Тот Змей своего друга наградил и далеко его проводил: «Ой, мама, у меня будут гусли еще втрое лучше!»
Приезжает к отцу Иван, повесил гусли. Ударили гусли играть — гусак стал плясать, лисица-цимбалка стала танцевать. «Что вы, ребята! Вот у меня Иван — голова! А вы что?»
Ребята те задумались. Пошли еще на него ложно обдумывать. Больший брат говорит: «Знаете что, ребята? Я слыхал, в инном царстве есть Марья-королевна; скажем, что за тебя замуж пойдет» (отцу будут говорить).
Иван спит, а эти ребята к отцу пришли. Он их бранит, из двора гонит. «Вот он нам, папенька, хвалился, что за тебя Марья-королевна невеста есть!»
Призывает отец Ивана-болтуна: «Иван, ты хвалился братьям, что вот Марья-королевна за меня невеста есть!» — «Ой, папенька, и не знаю ничего!» — «Нет, нет, это не отговор твой! Мой меч — твоя голова с плеч! А чтобы представил мне Марью-королевну!»
Тут Иван-болтун заплакал, пошел к коню: «Вот беда мне какая!» А конь говорит: «Это беда — не беда, впереди будет беда!» Ну, чего Ивану осталось делать? Забирает своего коня, забирает гусли с собой, и лисицу-цимбалку, и гусака-плясуна, и кота-игруна, ну, словом, всю охоту, и садится на корабль.
Ехали-ехали, приезжают к этому государству, где Марья-королевна есть.
Сейчас она живет над морем.
Марья-королевна не выходила даже никогда по дворцу гулять из своего дома. Тогда они скинули свои паруса, остановили корабль. Заиграли они в музыку, в гусли заиграли. Тут Марья-королевна взметалась по дому: «Ой, папенька, я такой музыки не слыхала отродясь!»
Ну, что стоит царю со своими прислугами, сенными девками! Пустили ее па море туда посмотреть и послушать. Устроили они к ихней пристани корабль. Отворены были окна у корабля. Как она, царская дочь, оперлась на окна и заслушалась этой музыки, которой она не слыхала сроду, не могла она заметить в своих заслушанных думках, когда ее перевалили в тот корабль. И быстро понесли их паруса оттуда, и увез Иван-болтун Марью-королевну.
Когда привез Марью-королевну, отец обрадовался, плясал, покуда свою лохматую шапку потерял. «Ну, теперь будем мы жениться!» Марья-королевна говорит: «Нет, погоди, сумел меня увезти и сумей мою шкатулку унести!» А старик спрашивает у Марьи-королевны: «А где ж шкатулка есть?» — «Моя шкатулка под столом, на котором батюшка мой обедает среди дома».
Отец призывает Ивана-болтуна: «Вот тебе задача, чтобы ты шкатулку привез». — «Ой, батюшка, я не смогу!» — «Мой меч — твоя голова с плеч! А привезти шкатулку!»
Разговору больше нету. Тот заплакал и пошел к коню па совет: «Ой, конь мой верный, вот мне беда!» — «Это беда — не беда, впереди будет беда! Ложись спать, утро мудренее вечера».
Встает Иван, седлает своего коня, отправляется в ту сторону, где был. Приезжает он в это царство, где рождена Марья-королевна.
Идет странник. Купил он с него одежду с сумкой за сто рублей. Поехал туда, в Марьи-королевны дворец. Махает туда-сюда золотым пером — стал конь золотой. Пустил он его во двор. Выскочили прислуги и сам государь с царицей. Стали они коня ловить и забыли у дома двери затворить. А Иван-болтун за это время был управен, мог быстро шкатулку в сумку ввалить. Выскакивал он во двор и кричал: «Не смогу ли я поймать коня?»
И быстро попали ноги в стремена. И увез ее, шкатулку. «Умел меня увезти и мою шкатулку унести!» Теперь старик еще пуще рад: «Привез шкатулку — жениться буду!» Марья-королевна говорит: «Погоди! Все ты сделал, но сделай то: в море есть двенадцать кобылиц, пригони мне их сюда!»
Призывает отец Ивана-болтуна: «Чтоб ты двенадцать кобылиц пригнал мне!» — «Ой, батюшка, не смогу!» — «Нет, нет отговору! Мой меч — твоя голова с плеч! А чтоб пригнал!»
Заплакал Иван-болтун и пошел к коню на совет: «Ой, конь мой верный, вот мне беда!» Конь человеческим голосом говорит: «Теперь беда! Ну, что господь даст! Готовь ты двенадцать кож, и двенадцать пудов бечевы, и двенадцать пудов смолы, и три пуда железных прутьев. И поедем мы к этому морю, в этом море двенадцать кобылиц».
Все это Иван приготовил и с собой повез. Развел котел со смолою, кожей коня уматывает, бечевой увязывает, смолой заливает. Когда он двенадцать кож умотал, и двенадцать пудов бечевы увязал на него, и двенадцать пудов смолы улил на него, тогда конь сказал ему: «Смотри по часам на то место, где я прыгну. Если через три часа бурки не пойдут в том месте, то прыгай за мной с железными прутьями».
Так тщательно смотрел Иван-болтун на то место! Через два с половиной часа пошли бурки. Третьего часу не допустили — все кобылицы повыскочили. На коню только осталась одна кожа не порвана, а то все погрызли зубами с него те лошади!
Теперь говорит Марья-королевна: «Ну, Иван-болтун, теперь сумей котел молока надоить из них». — «Ох, Марья-королевна, не могу я их подоить!» Отец говорит: «Нету отказу! Мой меч — твоя голова с плеч!»
Заплакал, пошел к коню на думу. Конь говорит: «Не горюй, Иван-болтун, это неважно!»
Принялся Иван-болтун за работу. Надоил из них котел молока. Марья-королевна говорит: «Теперь надо молоко кипятить!»
Пошел Иван-болтун к коню на думу: «Ой, конь мой верный! Какие мне приказы! Велели молоко кипятить!» Конь говорит: «Это неважно!»
Сказала она, Марья-королевна: «Как молоко закипит, скажите мне».
Пошел он к коню подумать. «Ну,— говорит конь,— когда вскипятишь молоко, тебя будут заставлять прыгать в него, купаться. Когда я в конюшне храпну до трех раз, тогда ты прыгай».
Вскипятил Иван молоко. Из края в край закипело.
Доложили Марье-королевне. А старик так и не отпускает, смотрит на нее. Идут они, со стариком, Марья-королевна, к кипяченому молоку, к котлу. И требуют Иванушку: «Ну, Иванушка, все ты сделал, сделай теперь — в кипучем молоке искупайся!»
Котел кипит, молоко аж выскакивает! Снявши рубаху, Иван долго на краю котла стоял, от своего друга верного известия ждал. Когда конь в конюшне третий раз храпнул, той минутой и он прыгнул. Из края в край до трех раз проплыл.
Так был хорош, а то еще лучше красавец стал. Стал кровь с молоком!
Марья-королевна говорит на старика: «Ну, прыгай и ты туда!»
Тогда старик прыгнул в молоко, и развалились его кости.
Иванушка с Марьей-королевной перевенчался, живут-поживают, добра наживают. Я ж у них была и мед пила, по губам текло, а в рот не попало.
И басне конец.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)Текст Японской Сказки "Барсук-любитель Стихов"