Был темный и дождливый вечер. Все сидели на веранде за столом и чистили грибы. Весь стол был накрыт газетами, а посредине горела керосиновая лампа. Углы же веранды утопали в темноте.
– Мю снова набрала рыжиков, – сказал папа. – В прошлом году она собирала одни мухоморы.
– Будем надеяться, что в будущем году это будут лисички, – добавила мама, – или хотя бы сыроежки.
– Век живи, век надейся, – заметила, тихонько посмеиваясь, малышка Мю.
Они продолжали чистить грибы. На веранде царила мирная тишина. Внезапно кто-то
– Заходи, заходи!
– Кого ты привела? – спросил Муми-тролль.
– Нинни, – ответила Туу-тикки. – Малютку зовут Нинни.
Она по-прежнему ждала, придерживая дверь. Никто не входил.
– Ну ладно! – пожимая плечами, сказала Туу-тикки, – Пусть сидит в саду, раз она такая стеснительная.
– А она не промокнет? – спросила Муми-мама.
– Наверное, это не важно, если она все равно невидимка, – ответила Туу-тикки и, пройдя на веранду, села на
Все перестали чистить грибы и ждали, пока она объяснит свои слова.
– Вы ведь знаете, как легко стать невидимкой, если тебя часто пугают, – сказала Туу-тикки и съела гриб-дождевик, похожий на маленький хорошенький снежок. – Ну ладно. Эту Нинни по глупости испугала тетенька, которая взяла малютку на свое попечение, хотя и не любила ее. Я встретила эту тетю, она ужасная. Понимаете, она совсем не злая, такое еще можно было бы понять, а просто холодная как лед и ироничная.
– Что такое “ироничная”? – спросил Муми-тролль.
– Представь себе, что ты поскользнулся на грибке на полу и уселся прямо в кучу очищенных грибов, – стала объяснять ему Туу-тикки. – А твоя мама, вместо того чтобы рассердиться (это было бы понятно), сказала бы холодно и злобно: “Ясно, по-твоему, это означает танцевать. Но я была бы тебе очень признательна, если бы ты оставил в покое грибы, которые идут в пищу”. Ну вот, что-нибудь в этом роде.
– Тьфу, как противно! – произнес Муми-тролль.
– Не правда ли? – подхватила Туу-тикки. – А эта тетка именно так и говорила. Она иронизировала с утра до вечера, а кончилось тем, что малютка начала бледнеть, бледнеть и стала невидимкой. В прошлую пятницу ее уже вообще не было видно. Тетка отдала ее мне. Заявила, что она фактически не в состоянии заботиться о родственниках, которых даже увидеть не может.
– А что ты сделала с этой теткой? – удивленно глядя на Туу-тикки, спросила Мю, – Ты хоть поколотила ее как следует?
– Не имеет смысла колотить тех, кто иронизирует, – ответила Туу-тикки. – Я взяла Нинни к себе домой, а теперь привела сюда, чтобы вы помогли ей и она перестала бы быть невидимкой.
Все ненадолго замолчали.
Только дождь барабанил по крыше веранды. Не отрывая глаз от Туу-тикки, все о чем-то думали.
– А она разговаривает? – спросил папа.
– Нет, но тетка надела ей на шею колокольчик, чтобы знать, где она.
Туу-тикки поднялась и снова открыла дверь.
– Нинни! – крикнула она в темноту.
Прохладный свежий запах осени ворвался на веранду, а треугольник света упал на траву. Немного погодя за дверью нерешительно зазвенел колокольчик – звук поднялся на крыльцо и смолк. Чуть повыше пола на черной ленточке висел маленький серебряный колокольчик. У Нинни, должно быть, была очень тоненькая шейка.
– Ага! – сказала Туу-тикки. – Вот твоя новая семья. Они иногда чуть дурашливые, но в общем довольно милые.
– Дайте малютке стул, – велел папа. – Она умеет чистить грибы?
– Я ничего не знаю о Нинни, – заверила его Туу-тикки. – Я только привела ее сюда. Теперь у меня другие дела. Загляните ко мне на днях и расскажите, как тут у вас. Пока, привет!
Когда Туу-тикки ушла, на веранде воцарилась полная тишина: все семейство не отрывая глаз смотрело на пустой стул и серебряный колокольчик. Немного погодя одна из лисичек медленно поднялась в воздух. Невидимые лапки очистили ее от хвои и земли, а потом грибок, разрезанный на мелкие части, поплыл в мисочку. Новый грибок заколыхался в воздухе.
– Здорово! – сказала восхищенно Мю. – Попробуйте дать ей что-нибудь поесть. Интересно, видно, как еда спускается к ней в животик?
– А вы можете придумать, как сделать, чтобы она перестала быть невидимой? – озабоченно воскликнул папа. – Может, надо пойти к доктору?
– А зачем? – ответила мама. – Может, ей нравится быть немножко невидимкой. Туу-тикки сказала, что она застенчивая. По-моему, лучше всего оставить дитя в покое, пока мы не придумаем средства получше.
Так они и сделали.
Мама постелила Нинни в восточной мансарде, где как раз никто не жил. Серебряный колокольчик прозвучал вслед за шажками невидимки вверх по лестнице, напомнив маме о кошке, которая когда-то жила у них. Рядом с кроватью, на тумбочке, мама выстроила в ряд яблоко, стакан с соком и три полосатые карамельки, которые поровну делили на всех по вечерам. Потом она зажгла свечу и сказала:
– Теперь, Нинни, спи. Спи вволю, столько, сколько сможешь. Я утром оставлю кофе под грелкой, так что он будет теплым. А если ты, Нинни, испугаешься или чего-нибудь захочешь, нужно только спуститься вниз и позвонить в колокольчик.
Мама увидела, как одеяло поднялось и накрыло какой-то очень маленький холмик, а в перине была ямка. Мама спустилась к себе вниз, отыскала и вытащила из ящика старинные бабушкины заметки о Безошибочных домашних средствах лечения. От дурного глаза. От хандры. От простуды. Нет, все не то! Мама листала тетрадь и искала. Напоследок она нашла в самом конце запись, сделанную, когда бабушкина рука уже стала дрожать, а почерк совсем изменился: “Если очертания какого-либо из ваших знакомых начинают расплываться, как в тумане, и их уже трудно разглядеть…” Ну вот! Наконец-то! Вот спасибо! Мама прочитала довольно сложный рецепт. И тут же принялась готовить Безошибочное домашнее средство для лечения Нинни.
Колокольчик, звеня, спускался вниз по лестнице: один шажок в минуту и маленький перерыв перед следующим. Муми-тролль все утро ждал этих шажков. Но самое интересное сегодня был вовсе не серебряный колокольчик. Самое интересное были лапки. Лапки Нинни, которые шагали вниз по лестнице, очень маленькие лапки с боязливыми крошечными пальчиками, тесно прижавшимися друг к другу. Видны были одни только лапки, и это было ужасно.
Спрятавшись за печкой, Муми-тролль завороженно уставился на эти лапки, которые уже вышли на веранду. Нинни пила кофе. Чашка поднималась и опускалась. Нинни ела бутерброды с джемом. Чашка одиноко проплыла на кухню, где ее вымыли и поставили в шкаф. Нинни была очень аккуратной малышкой.
Муми-тролль ринулся в сад и закричал:
– Мама! У нее появились лапки! А теперь лапки видны еще больше!
“Охотно верю, – подумала мама, сидевшая на верхушке яблони. – Бабушка была мастерицей своего дела, да. Хорошо, что я придумала подмешать Безошибочное домашнее средство еще и в кофе Нинни”.
– Отлично! – сказал папа. – А еще лучше будет, когда она предъявит нам свою мордашку. Почему-то меня очень удручает, когда приходится беседовать с личностями, которых не видно. И которые тебе не отвечают.
– Тссс! – предостерегла его мама.
Лапки Нинни виднелись в траве между опавшими яблоками.
– Привет, Нинни! – крикнула Мю. – Ты спала, как свинушка! Когда ты предъявишь нам свою мордочку?! Должно быть, пятачок у тебя жутковатый, раз тебе пришлось сделаться невидимкой!
– Тише ты, – прошептал Муми-тролль. – Она обидится.
Подойдя к Нинни, он заискивающе произнес:
– Не обращай внимания на Мю! Она страшная грубиянка. У нас ты в полной безопасности. И вовсе незачем тебе думать об этой ужасной тетке. Она не сможет прийти к нам и утащить тебя…
В тот же миг лапки Нинни побледнели, и их едва можно было разглядеть в траве.
– Дорогой мой, ты осленок! – рассерженно сказала мама. – Уж ты-то можешь понять: нечего напоминать ребенку о такой беде. Собирай лучше яблоки и не городи чепуху.
Все стали собирать яблоки.
Лапки Нинни снова мало-помалу приобрели свои очертания и полезли на дерево.
Стояло прекрасное осеннее утро, мордочка в тени чуть замерзала, но на солнце было тепло почти как летом. После ночного дождя все вокруг было мокрое и отливало яркими, сверкающими красками. Когда все яблоки собрали (или стряхнули с дерева), папа вынес в сад самую большую соковыжималку, и все стали готовить яблочное пюре.
Муми-тролль вертел ручку, мама клала яблоки в соковыжималку, а папа носил банки с пюре на веранду. Малышка Мю сидела на верхушке дерева и распевала Великую яблочную песню.
Вдруг раздался звон стекла.
Бац! И посреди садовой дорожки уже лежит высокая горка пюре, ощетинившаяся осколками стекла. А рядом с горкой мелькнули лапки Нинни, которые быстро побледнели и исчезли.
– Вон оно что! – произнесла мама. – Это та самая банка, которую мы всегда отдаем шмелям. А теперь нам не придется тащить ее на луг. И бабушка моя всегда говорила, что если уж земле приходится выращивать плоды, то в конце осени надо сделать ей ответный подарок.
Лапки Нинни вернулись назад, над ними уже торчала пара худеньких коленок. Над коленками смутно мелькал подол коричневого платьица.
– Я вижу ее ножки! – закричал Муми-тролль.
– Поздравляю! – сказала малышка Мю, выглядывая с верхушки яблони. – Все наладится. Но почему она ходит в таком табачно-коричневом платье, одна Морра знает.
Мама, кивнув головой самой себе, подумала о своей мудрой бабушке и о ее лечении Безошибочными домашними средствами.
Нинни едва слышными шагами кралась за муми-троллями целый день. Они оборачивались при звуках колокольчика, следовавшего за ними по пятам, и Нинни уже не казалась им такой чудной.
Вечером они почти забыли про нее. Но когда все легли спать, мама вытащила из своего сундука пунцовую шаль и стала шить из нее маленькое платьице. Когда платьице было готово, мама отнесла его в восточную мансарду, где свет был уже погашен, и осторожно повесила на стул. А потом подшила кусок оставшейся материи и завязала из нее бант для волос.
Маме было страшно весело. Это было все равно что снова шить платье кукле. А самое интересное – даже не знать, какие волосы у этой куклы – золотистые или черные.
Назавтра Нинни надела новое платьице. Она была видна уже до самой шейки и, спустившись вниз к утреннему кофе, сделала книксен и пискнула:
– Большое спасибо!
Все семейство так смутилось и разволновалось, что никто не нашелся что сказать. И кроме того, никто толком не знал, куда надо смотреть, когда разговариваешь с Нинни. Все, конечно, пытались задержать взгляд чуть повыше колокольчика, где предположительно были глазки Нинни. Но по правде говоря, взгляд соскальзывал вниз и задерживался на том, что было видно. А это ведь не совсем вежливо.
Папа откашлялся.
– Так приятно, – начал он, – что малютку Нинни сегодня видно гораздо лучше. Чем больше видишь, тем веселее…
Громко расхохотавшись, Мю постучала ложкой о стол.
– Хорошо, что ты начала болтать, – заметила она. – Если бы еще тебе было что сказать! Может, ты знаешь какие-нибудь интересные игры?
– Нет, – пискнула Нинни. – Но я слышала, что некоторые умеют играть.
Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем играм, какие только знал сам.
Выпив кофе, они втроем спустились вниз к реке и начали играть. Но Нинни оказалась совершенно несносной. Она приседала и делала книксены и совершенно серьезно произносила: “Ясное дело”, причем произносила очень приятно и естественно, но при этом все совершенно определенно понимали, что играла она из вежливости, а не ради забавы.
– Ну беги же! – кричала Мю. – Выходит, ты даже прыгать не умеешь!
Тоненькие ножки Нинни послушно бегали и прыгали. Затем она снова застывала на месте, свесив ручки. Пустой вырез платья чуть пониже колокольчика казался каким-то странно беспомощным.
– Ты что, ждешь, пока тебя похвалят, а? – кричала Мю. – Чего ты такая дохлая? Хочешь, чтобы я тебя поколотила, а?!
– Лучше не надо! – покорно пискнула Нинни.
– Она не умеет играть, – озадаченно пробормотал Муми-тролль.
– Она не умеет злиться, – сказала малышка Мю. – Это ее главный недостаток. Послушай, ты, – продолжала Мю, подступив вплотную к Нинни и бросая на нее грозные взгляды, – у тебя никогда не будет собственного лица, пока ты не научишься драться. Поверь мне!
– Ладно! – согласилась Нинни, осторожно отступая назад.
Но от ее согласия лучше не стало. Наконец они отказались от мысли научить Нинни играть. Забавные истории ей тоже не нравились. Она всегда смеялась невпопад. И на того, кто рассказывал, это действовало удручающе. Так что ее оставили в покое.
Дни шли, а у Нинни по-прежнему не было лица. Все уже привыкли к тому, что ее пунцовое платьице следует по пятам за Муми-мамой. Стоило маме остановиться, как звон серебряного колокольчика тут же умолкал, но, как только она снова шла вперед, он начинал звонить. Чуть повыше платьица колыхался в воздухе пунцовый бант. Это производило довольно странное впечатление.
Мама по-прежнему вливала в Нинни бабушкино Безошибочное домашнее средство, но ничего не помогало. Тогда, отложив его в сторону, она подумала, что обходились же в старину без головы и, быть может, Нинни не особенно красива.
Теперь каждый мог сам по-своему представить себе ее мордашку, а это иногда способствует более близкому знакомству.
В один прекрасный день все семейство отправилось на пляж, чтобы вытащить на берег лодку: приближалась зима. Пока шли лесом, колокольчик Нинни, как всегда, звенел за ними, но, когда семейство спустилось к морю, она внезапно остановилась. Потом легла навзничь в песок и захныкала.
– Что это с Нинни? Она чего-нибудь боится? – спросил папа.
– Может, она никогда раньше не видела моря? – сказала мама.
Нагнувшись, она о чем-то пошепталась с Нинни. Потом, снова выпрямившись, сказала:
– Да, она видит море впервые и думает, что оно слишком большое.
– Из всех идиотских детенышей… – начала было малышка Мю, но мама, строго глянув на нее, сказала:
– На себя оборотись… А теперь вытащим лодку на берег.
Они вышли на мостик купальни, где жила Туу-тикки, и постучались.
– Привет! – поздоровалась Туу-тикки. – Как поживает дитя-невидимка?
– Не хватает только мордочки, – ответил папа. – Сейчас она как раз немного не в себе, но это, наверное, пройдет. Ты не можешь подсобить капельку с лодкой?
– Ясно, могу, – сказала Туу-тикки.
Когда лодку вытащили на берег и перевернули килем кверху, Нинни тихонько подкралась к кромке воды и неподвижно застыла на мокром песке. Ее оставили в покое.
Усевшись на мостки, мама стала глядеть вниз, в воду.
– Ух, какой холодной кажется вода, – сказала она. И, чуть зевнув, добавила, что у них давненько не случалось ничего интересного.
Подмигнув Муми-троллю, папа скорчил жуткую гримасу и начал медленно подкрадываться к маме за ее спиной. Конечно, он вовсе не собирался бросить ее в море, как частенько делал, когда она была молода. Может, он даже не собирался ее пугать, а хотел лишь чуточку позабавить малышей.
Но прежде, чем папа успел подкрасться к маме, послышался страшный вой, пунцовая молния метнулась на мостки, папа дико закричал и уронил в море шляпу. Нинни вонзила свои крохотные зубки-невидимки в папин хвост, а зубки у нее были острые.
– Браво, браво! – закричала Мю. – Я сама и то бы лучше не сделала!
Нинни, с маленьким, курносым, злым личиком под рыжей челкой, стояла на мостках и шипела на папу, словно кошка.
– Не смей толкать ее в это огромное, жуткое море! – крикнула она.
– Она больше не невидимка! Она больше не невидимка! – закричал Муми-тролль. – А ведь она миленькая!
– Довольно миленькая, – сказал Муми-папа, оглядывая свой укушенный хвост. – Из всех малявок, которых мне довелось видеть в жизни – с головой или без головы, – эта самая глупая, самая дурашливая, самая дурно воспитанная!
Улегшись на мостки, он попытался выловить палкой свою шляпу. И как уж это случилось, никто так и не понял, но папа поскользнулся и полетел вверх тормашками. Он тут же вынырнул и твердо встал на дно, подняв морду над водой; в ушах у него было полно тины.
– О! – вскричала Нинни. – О, до чего же весело! Нет, как чудесно! – И она захохотала так, что все мостки затряслись.
– Должно быть, она никогда раньше не смеялась, – смущенно произнесла Туу-тикки. – Сдается, малютка так у вас переменилась, что стала куда хуже малышки Мю. Но главное – она перестала быть невидимкой.
– Это всецело заслуга моей бабушки, – сказала Муми-мама.
[1] – См. повесть-сказку “Волшебная зима”.
Иллюстрации Туве Янсон
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)Два В Долг Даю Двумя Долг Отдаю