Илья Муромец и Идолище в Киеве
Ай во славном было городе во Киеви
Ай у ласкового князя у Владимира
Ишше были‑жили тут бояры кособрюхие,
Насказали на Илью‑ту все на Муромця,
– Ай такима он словами похваляется:
“Я ведь князя‑та Владимира повыживу,
Сам я сяду‑ту во Киев на его место,
Сам я буду у его да все князем княжить”.
Ай об этом они с князем приросспорили.
Говорит‑то князь Владимир таковы реци:
“Прогоню тебя, Илья да Илья Муромець,
Прогоню тебя из славного из города из Киева,
Не ходи ты, Илья Муромець, да в красен Киев‑град”.
“А ведь придет под тебя кака сила неверная,
Хоть неверна‑та сила бусурманьская,
– Я тебя тогды хошь из неволюшки не выруцю”.
Ай поехал Илья Муромець в цисто поле,
Из циста поля отправился во город‑от во Муром‑то,
Ай во то ли во село, село Качарово
Как он жить‑то ко своему к отцю, матушки.
Он ведь у отца живет, у матушки,
Он немало и немного живет – три года.
Тут заслышал ли Идолишшо проклятое,
Ище тот ли царишше все неверное:
Нету, нет Ильи‑то Муромця жива три годицька.
Ай как тут стал‑то Идолишшо подумывать,
Он подумывать
Насбирал‑то он силы все тотарьскою,
Он тотарьскою силы, бусурманьскою,
Насбирал‑то он ведь силу, сам отправился.
Подошла сила тотарьска‑бусурманьская.
Подошла же эта силушка близехонько
Ко тому она ко городу ко Киеву.
Тут выходит тотарин‑от Идолишшо все из бела шатра,
Он писал‑то ерлычки все скорописчаты,
Посылает он тотарина поганого.
Написал он в ерлычках все скорописчатых:
“Я зайду, зайду Идолишшо, во Киев‑град,
Я ведь выжгу‑то ведь Киев‑град, Божьи церквы;
Выбирался‑то штобы князь из палатушек, ‑
Я займу, займу палаты белокаменны.
Тольки я пушшу в палаты белокаменны,
Опраксеюшку возьму все Королевисьню.
Я Владимира‑та князя я поставлю‑ту на кухню‑ту,
Я на кухню‑ту поставлю на меня варить”.
Он тут скоро тотарин‑от приходит к им,
Он приходит тут‑то тотарин на широкий двор,
С широка двора – в палаты княженецькия,
Он ведь рубит, казнит у придверницьков все буйны головы;
Отдавает ерлычки‑то скорописчаты.
Прочитали ерлыки скоро, заплакали,
Говорят‑то – в ерлычках да все описано:
“Выбирайся, удаляйся, князь, ты из палатушек,
Наряжайся ты на кухню варить поваром”.
Выбирался князь Владимир стольнекиевской
Из своих же из палатушек крутешенько;
Ай скорешенько Владимир выбирается,
Выбирается Владимир – сам слезами уливается.
Занимает [Идолище] княженевськи все палатушки,
Хочет взять он Опраксеюшку себе в палатушку.
Говорит‑то Опраксеюшка таки речи:
“Уж ты гой еси, Идолищо, неверной царь!
Ты поспеешь ты меня взять да во свои руки”.
Говорит‑то ей ведь царь да таковы слова:
“Я уважу, Опраксеюшка, еще два деницька,
Церез два‑то церез дня как будешь не княгиной ты,
Не княгиной будешь жить, да все царицею”.
Рознемогся‑то во ту пору казак да Илья Муромець.
Он не мог‑то за обедом пообедати,
Розболелось у его все ретиво сердце,
Закипела у его все кровь горячая.
Говорит‑то все Илья сам таковы слова:
“Я не знаю, отчего да незамог совсим,
Не могу терпеть жить‑то у себя в доми.
Надо съездить попроведать во чисто поле,
Надоть съездить попроведать в красен Киев‑град”.
Он седлал, сбирал своего все Белеюшка,
Нарядил скоро своего коня доброго,
Сам садился‑то он скоро на добра коня,
Он садился во седелышко чиркальское,
Он ведь резвы свои ноги в стремена все клал.
Тут поехал‑то Илья наш, Илья Муромець,
Илья Муромец поехал, свет Иванович.
Он приехал тут да во чисто поле,
Из чиста поля поехал в красен Киев‑град.
Он оставил‑то добра коня на широком двори,
Он пошел скоро по городу по Киеву.
Он нашел, нашел калику перехожую,
Перехожую калику переброжую,
Попросил‑то у калики все платья каличьего.
Он ведь дал‑то ему платье все от радости,
От радости скинывал калика платьице,
Он от радости платье от великою.
Ай пошел скоро Илья тут под окошецько,
Под окошецько пришел к палатам белокаменным.
Закричал же он, Илья‑та, во всю голову,
Ишше тем ли он ведь криком богатырским тут.
Говорил‑то Илья, да Илья Муромець,
Илья Муромець да сам Ивановиць:
“Ай подай‑ко, князь Владимир, мне‑ка милостинку,
Ай подай‑ко, подай милостинку мне спасеную,
Ты подай, подай мне ради‑то Христа, царя небесного.
Ради Матери Божьей, царици Богородици”.
Говорит‑то Илья, да Илья Муромець,
Говорит‑то он, кричит все во второй након:
“Ай подай ты, подай милостину спасеную,
Ай подай‑ко‑се ты, красно мое солнышко,
Уж ты ласковой подай, да мой Владимир‑князь!
Ай не для‑ради подай ты для кого‑нибудь,
Ты подай‑ка для Ильи, ты Ильи Муромця,
Ильи Муромця подай, сына Ивановиця”.
Тут скорехонько к окошецьку подходит князь,
Отпират ему окошецько косисцято,
Говорит‑то князь да таковы реци:
“Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожа ты калика, переброжая!
Я живу‑ту все, калика, не по‑прежному,
Не по‑прежному живу, не по‑досельнему,
– Я не смею подать милостинки все спасеною.
Не дават‑то ведь царишшо все Идолишшо
Поминать‑то он Христа, царя небесного,
Во вторых‑то поминать да Илью Муромця.
Я живу‑ту, князь – лишился я палат все белокаменных,
Ай живет у мня поганое Идолишшо
Во моих‑то во палатах белокаменных;
Я варю‑то на его, все живу поваром,
Подношу‑то я тотарину все кушанье”.
Закричал‑то тут Илья да во третей након:
“Ты поди‑ко, князь Владимир, ты ко мне выйди,
Не увидели штобы царишша повара, его.
Я скажу тебе два тайного словечушка”.
Он скорехонько выходит, князь Владимир наш,
Он выходит на широку светлу улоцьку.
“Што ты, красно наше солнышко, похудело,
Што ты, ласков наш Владимир‑князь ты стольнекиевской?
Я ведь чуть топерь тебя признать могу”.
Говорит‑то князь Владимир стольнекиевской:
“Я варю‑то, все живу за повара;
Похудела‑то княгина Опраксея Королевисьня,
Она день‑от это дня да все ише хуже”.
– “Уж ты гой еси, мое ты красно солнышко,
Еще ласков князь Владимир стольнекиевской!
Ты не мог узнать Ильи, да Ильи Муромця?”
Ведь тут падал Владимир во резвы ноги:
“Ты прости, прости, Илья, ты виноватого!”
Подымал скоро Илья все князя из резвых он ног,
Обнимал‑то он его своей‑то ручкой правою,
Прижимал‑то князя Владимира да к ретиву сердцу,
Целовал‑то он его в уста сахарныя:
“Не тужи‑то ты теперь, да красно солнышко!
Я тепере из неволюшки тебя повыручу.
Я пойду теперь к Идолишшу в палату белокаменну,
Я пойду‑то к ему на глаза‑ти все,
Я скажу, скажу Идолищу поганому.
“Я пришел‑то, царь, к тебе все посмотреть тебя”.
Говорит‑то тут ведь красно наше солнышко,
Што Владимир‑от князь да стольнекиевской:
“Ты поди, поди к царишшу во палатушки”.
Ай заходит тут Илья да во палатушки,
Он заходит‑то ведь, говорит да таковы слова:
“Ты поганое, сидишь, да все Идолишшо,
Ишше тот ли сидишь, да царь неверной ты!
Я пришел, пришел тебя да посмотреть теперь”.
Говорит‑то все погано‑то Идолишшо,
Говорит‑то тут царишшо‑то неверное:
“Ты смотри меня – я не гоню тебя”.
Говорит‑то тут Илья, да Илья Муромець:
“Я пришел‑то все к тебе да скору весть принес,
Скору весточку принес, все весть нерадостну:
Все Илья‑та ведь Муромець живехонек,
Ай живехонек все здоровешенек,
Я встретил все его да во чистом поли.
Он остался во чистом поле поездить‑то,
Што поездить‑то ему да пополяковать;
Заутра хочет приехать в красен Киев‑град”.
Говорит ему Идолишшо, да все неверной царь:
“Еще велик ли, – я спрошу у тя, калика, – Илья Муромець?”
Говорит‑то калика‑та Илья Муромець:
“Илья Муромець‑то будет он во мой же рост”.
Говорит‑то тут Идолишшо, выспрашиват:
“Э, по многу ли ест хлеба Илья Муромець?”
Говорит‑то калика перехожая:
“Он ведь кушат‑то хлеба по единому,
По единому‑едному он по ломтю к выти”. ‑
“Он по многу ли ведь пьет да пива пьяного?” ‑
“Он ведь пьет пива пьяного всего один пивной стокан”.
Россмехнулся тут Идолишшо поганое:
“Што же, почему вы этим Ильею на Руси‑то хвастают?
На долонь его положу, я другой прижму, ‑
Остается меж руками што одно мокро”.
Говорит‑то тут калика перехожая:
“Еще ты ведь по многу ли, царь, пьешь и ешь,
Ты ведь пьешь, ты и ешь, да все кушаешь?” ‑
“Я‑то пью‑ту, я все чарочку пью пива полтора ведра,
Я все кушаю хлеба по семи пудов;
Я ведь мяса‑то ем – к выти все быка я съем”.
Говорит‑то на те речи Илья Муромець,
Илья Муромець да сын Ивановиць:
“У моего все у батюшки родимого
Там была‑то все корова‑то обжорчива,
Она много пила да много ела тут ‑
У ей скоро ведь брюшина‑та тут треснула”.
Показалось‑то царищу все не в удовольствии, ‑
Он хватал‑то из ногалища булатен нож,
Он кинал‑то ведь в калику перехожую.
Ай миловал калику Спас Пречистой наш:
Отвернулся‑то калика в другу сторону.
Скинывал‑то Илья шляпу с головушки,
Он ведь ту‑ту скинывал все шляпу сорочиньскую,
Он кинал, кинал в Идолишша все шляпою.
Он ведь кинул – угодил в тотарьску саму голову.
Улетел же тут тотарин из простенка вон,
Да ведь вылетел тотарин все на улицю.
Побежал‑то Илья Муромець скорешенько
Он на ту ли на широку светлу улицю,
Он рубил‑то все он тут силу тотарьскую,
Он тотарьску‑ту силу, бусурманьскую,
– Он избил‑то, изрубил силу великую.
Приказал‑то князь Владимир‑от звонить все в большой колокол,
За Илью‑ту петь обедни‑ти с молебнами:
“Не за меня‑то молите, за Илью за Муромця”.
Собирал‑то он почестен пир,
Ай почестен собирал для Ильи да все для Муромця.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)