Голубиный скит
Ленк-Тимур пришел – изувер, палач; С ним – огонь и меч, с ним – туга и плач; Не узлом сдавил нас удав-дракон – Наше племя враг полонил в полон. На прибрежье, где дышит мглой Севан, У озерных струй он разбил свой стан – Там, где, к богу сил воскрылясь душой, Сторожит наш край монастырь святой.
В те поры в скиту – опекун армян – Преподобный жил схимонах Ован, День и ночь молясь за родной народ, За крещеный люд, за неверный род.
Как прознал Ован из затворных стен Злых татар набег, христианский плен, Осерчал зело, затужил
Бормоча идет куда путь ведет.
В забытьи – на гладь бирюзовых вод:
Заплескал Севан, но седой росой Доплеснуть не смел до ступни босой, Как увидел то басурманский князь.
Хилым былием задрожал, склонясь, Завопил, завыл с высоты крутой: "Не гневись, вернись, человек святой!
С миром в дом вернись!" – Так взмолился хан; Повернул стопы в монастырь Ован.
Чуть на брег сухой оперся жезлом, Бьет угоднику супостат челом:
"Ты бери с меня, что велишь старик, Золоту казну, аль на власть
Пусть, куда хотят, без помех идут, Песню вольную жития поют!
Аль в поднебесьи уж простора нет Птицам божиим? Али тесен свет?" Лиходей в ответ: "Столько душ отдам, Сколько душ войдет в монастырский храм, Ну, ступай, старик, да не помни зла!" И велел тотчас с одного крыла Заходить толпе полоненной в скит:
Столько вольным быть, скольких храм вместит.
Стража грозная от застав ушла; Потянулся люд, что река текла, За святым вослед чрез одно крыло:
За сто тысяч их в малый скит вошло, – Не наполнился и один притвор.
Удивляется басурманский вор Диву дивному, сторожам кричит, Новых пленников отпускать велит.
Тучей люд валит, в церковь вваливает, – За тьму темь число переваливает:
Все не полон скит, все гостей зовет; А людской поток плывет, да плывет.
Уж и в третий раз Ленк-Тимур кричит, Остальной полон распускать велит.
Идут задние, и – за рядом ряд – Все прошли во храм. Одичалый взгляд Водит лютый враг до окружных гор:
Пленных нет, как нет. И все пуст собор, Ужаснулся хан: "Это явь иль бред?
Обыскать весь скит! Разыскать их след!" Входят бирючи во святой притон:
Там Ован один; на коленях он, – Очи ввысь вперил, – словно в землю врос; Борода влажна от обильных слез.
Сколько в малый скит ни вошло армян, Обернул их всех в голубей Ован, -Умолил на то благодать с небес, – И в родимый дол, и в родимый лес Выпускал он птиц на живой простор:
Все в приют ушли неприступных гор.
Упорхнули все – и сполох утих, И стоит, один, на молитве мних.