Жуковский Василий

Свивайте венцы из колосьев златых; Цианы лазурные в них заплетайте; Сбирайтесь плясать на коврах луговых И пеньем благую Цереру встречайте. Церера сдружила враждебных людей; ‎Жестокие

* Наль и Дамаянти есть эпизод огромной Индейской поэмы Магабараты. Этот отрывок, сам по себе составляющий полное целое, два раза переведен на немецкий язык; один

До рассвета поднявшись, коня оседлал ‎Знаменитый Смальгольмский барон; И без отдыха гнал, меж утесов и скал, ‎Он коня, торопясь в Бротерстон Не с могучим Боклю

Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитростях Кощея Бессмертного и о премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери. Жил-был царь Берендей до колен борода. Уж

Раз Карл Великий морем плыл, И с ним двенадцать перов плыло, Их путь в Святую землю был; Но море злилося и выло. Тогда Роланд сказал

“Сладко мне твоей сестрою, Милый рыцарь, быть; Но любовию иною Не могу любить: При разлуке, при свиданье Сердце в тишине – И любви твоей страданье

Из далекой Палестины ‎Возвратясь, певец Алонзо ‎К замку Бальби приближался, ‎Полон песней вдохновенных: Там красавица младая, ‎Струны звонкие подслушав, ‎Обомлеет, затрепещет ‎И с альтана взор

Был сильный вихорь, сильный дождь; Кипя, ярилася пучина; Ко брегу Рино, горный вождь, Примчался с дочерью Уллина. “Рыбак, прими нас в твой челнок; Рыбак, спаси

Вступление Бывали дни восторженных видений; Моя душа поэзией цвела; Ко мне летал с вестями чудный гений; Природа вся мне песнию была. Оно прошло, то время

Книга первая РУСТЕМ НА ОХОТЕ I Из книги царственной Ирана Я повесть выпишу для вас О подвигах Рустема и Зораба. Заря едва на небе занялася,

Пять чернецов в далекий путь идут; Но им назад уже не возвратиться; В отечестве им боле не молиться: Они конец меж нехристей найдут. И с

Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счетным курицу зерном; Ярый воск топили;

Снова гений жизни веет; Возвратилася весна; Холм на солнце зеленеет; Лед разрушила волна; Распустившийся дымится Благовониями лес, И безоблачен глядится В воды зеркальны Зевес; Все

На кровле ворон дико прокричал – Старушка слышит и бледнеет. Понятно ей, что ворон тот сказал: Слегла в постель, дрожит, хладеет. И вопит скорбно: “Где

На скале приморской мшистой, Там, где берег грозно дик, Богоматери пречистой Чудотворный зрится лик; С той крутой скалы на воды Матерь божия глядит И пловца

Пал Приамов град священный; Грудой пепла стал Пергам; И, победой насыщенны, К острогрудым кораблям Собрались эллены – тризну В честь минувшего свершить И в желанную

Все в обители Приама Возвещало брачный час, Запах роз и фимиама, Гимны дев и лирный глас. Спит гроза минувшей брани, Щит, и меч, и конь

“Где ты, милый? Что с тобою? С чужеземною красою, Знать, в далекой стороне Изменил, неверный, мне; Иль безвременно могила Светлый взор твой угасила”. Так Людмила,

Раз Карл Великий пировал; Чертог богато был украшен; Кругом ходил златой бокал; Огромный стол трещал от брашен: Гремел певцов избранных хор; Шумел веселый разговор; И

Никто не зрел, как ночью бросил в волны ‎Эдвина злой Варвик; И слышали одни брега безмолвны ‎Младенца жалкий крик. От подданных погибшего губитель ‎Владыкой признан

Владыко Морвены, Жил в дедовском замке могучий Ордал; ‎Над озером стены Зубчатые замок с холма возвышал; ‎Прибрежны дубравы ‎Склонялись к водам, ‎И стлался кудрявый Кустарник

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь издрогнув, малютка приник; Обняв, его держит и греет старик.

День багрянил, померкая, ‎Скат лесистых берегов; Ре́ин, в зареве сияя, ‎Пышен тек между холмов. Он летучей влагой пены ‎Замок Аллен орошал; Терема́ зубчаты стены ‎Он

“Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой, ‎В ту бездну прыгнет с вышины? Бросаю мой кубок туда золотой: ‎Кто сыщет во тьме глубины Мой кубок

Он был весной своей В земле обетованной, И много славных дней Провел в тревоге бранной. Там ветку от святой Оливы оторвал он; На шлем железный

На кровле он стоял высоко И на Самос богатый око С весельем гордым преклонял: “Сколь щедро взыскан я богами! Сколь счастлив я между царями!” –

На Посидонов пир веселый, Куда стекались чада Гелы Зреть бег коней и бой певцов, Шел Ивик, скромный друг богов. Ему с крылатою мечтою Послал дар

Леноре снился страшный сон, ‎Проснулася в испуге. “Где милый? Что с ним? Жив ли он? ‎И верен ли подруге?” Пошел в чужую он страну За

Перед дружиной на коне Гаральд, боец седой, При свете полныя луны, Въезжает в лес густой. Отбиты вражьи знамена И веют и шумят, И гулом песней

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек. Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой Сказке моей найдется и правда. Милости

Бежит волна, шумит волна! Задумчив, над рекой Сидит рыбак; душа полна Прохладной тишиной. Сидит он час, сидит другой; Вдруг шум в волнах притих… И влажною

Зачем, зачем вы разорвали Союз сердец? Вам розно быть! вы им сказали, – Всему конец. Что пользы в платье золотое Себя рядить? Богатство на земле

Отуманилася Ида; ‎Омрачился Илион; Спит во мраке стан Атрида; ‎На равнине битвы сон. Тихо все… курясь, сверкает ‎Пламень гаснущих костров, И протяжно окликает ‎Стражу стража

Был папа готов литургию свершать, ‎Сияя в святом облаченье, С могуществом, данным ему, отпускать ‎Всем грешникам их прегрешенья. И папа обряд очищенья свершал; ‎Во прахе

В излучине долины сокровенной, Там, где блестит под рощею поток, Стояла хижина, смиренный Покоя уголок. Эльвина там красавица таилась, – В ней зрела мать подпору

Был удалец и отважный наездник Роллон; С шайкой своей по дорогам разбойничал он. Раз, запоздав, он в лесу на усталом коне Ехал, и видит, часовня

Торжественным Ахен весельем шумел; ‎В старинных чертогах, на пире Рудольф, император избранный, сидел ‎В сиянье венца и в порфире. Там кушанья Рейнский фальцграф разносил; Богемец

Есть озеро перед скалой огромной; На той скале давно стоял Высокий замок и громадой темной Прибрежны воды омрачал. На озере ладья не попадалась; Рыбак страшился

Изменой слуга паладина убил: Убийце завиден сан рыцаря был. Свершилось убийство ночною порой – И труп поглощен был глубокой рекой. И шпоры и латы убийца

“За днями дни идут, идут… ‎Напрасно; Они свободы не ведут ‎Прекрасной; Об ней тоскую и молюсь, Ее зову, не дозовусь. Смотрю в высокое окно ‎Темницы:

“Споет ли мне песню веселую скальд?” – Спросил, озираясь, могучий Освальд. И скальд выступает на царскую речь, Под мышкою арфа, на поясе меч. “Три песни

Не прилично ли будет нам, братия, Начать древним складом Печальную повесть о битвах Игоря, Игоря Святославича! Начаться же сей песни По былинам сего времени, А

Были и лето и осень дождливы; Были потоплены пажити, нивы; Хлеб на полях не созрел и пропал; Сделался голод; народ умирал. Но у епископа милостью