Как пастух Тархас проучил хана-бездельника
Однажды, позевывая от нечего делать, узколобый и широкозадый хан Олзой оповестил своих подданных:
– Кто соврет так, чтобы я не поверил, – тому чайную чашку золота!
Первый пожаловал придворный пекарь Маласхай:
– Великий, у моего деда есть длинный шест. По ночам мой баабай (дедушка) размешивает этим шестом звезды на небе, как я в пекарне размешиваю тесто в квашне…
– Удивил! – прищурился хитрый хан. – У моего баабая-хана был такой длинный чубук у трубки, что он прикуривал не от костра, а от самого солнца. Можешь проваливать!
Пожаловал
– Повелитель, мой отец, запасясь навсегда водой, выкопал в горах ручей и принес его в бурдюке к своей юрте. И тут пил.
– Хи-хи! – заблеял по-козьи Олзой, – а мой отец привез на тысяче тэмэнов (верблюд) вот это озеро, что возле дворца… Проваливай!
Явился придворный портной Шагдур:
– Хан-отец, сегодня ночью так гремел гром, что распоролся шов у неба. Я сразу же схватил иглу, нитку-жилку и поставил заплату в десять верст длиной и пять шириной…
Бездельник Олзой усмехнулся – вранье портного понравилось, показалось забавным, но тут же
– Зашил, толкуешь, небо? Но зашил ты его худо – видишь, с утра сквозь дыру моросит дождь. Топай от меня на своих дырявых унтах. Сначала, хвастун, унты свои зашей, а потом берись за починку вечного неба!
Под конец прибыл пастух Тархас. Он подъехал ко дворцу на телеге, на которой гремела пустая бочка.
Хан удивился:
– Пастух Тархас, что за бочку ты приволок ко мне и почему она пустая?
– Приехал, великодородный, за долгом.
– Кто же тебе должен?
– Ты, многотяжкий, ты…
– Я? Тебе? Первый раз слышу!
– Ты, великожирный, забыл разве? Ты должен мне бочку золота.
Хан Олзой захрюкал от злости:
– Врешь, пастух! Брешешь, собака!
Но не смутился дотошный пастух Тархас:
– Великопузый хан! Так, значит, ты не веришь тому, что я говорю?
– Конечно, нет!
– Тогда, великосальный, как ты обещал всенародно, давай мне чайную чашку золота.
– Ах, да! – спохватился хан. – Верю, верю. Ты, уважаемый, сказал правду…
– Тогда, если я сказал правду, верни, великобрюхий, мне долг – бочку золота.
Рассвирепел узколобый и широкозадый Олзой. Припер его простой, дотошный пастух, как говорят, к стенке. Но делать нечего. Кругом народ стоит, смотрит, слышит разговор, усмехается. Толстяк-бездельник забил отбой. Лучше уж отдать чашку, но не бочку золота…
– Ладно, пастух. Четхур (черт) с тобой. Я верю в то, что ты, забоди тебя бык, соврал… Верю.
И под громкий смех улусников Олзой-хан отдал смекалистому пастуху чайную чашку золота.