Джонс и Боггарт из Бриксуорта
Давным-давно в Нортгемптоншире, неподалеку от Бриксуорта, жил молодой парень по имени Джонс; он был беден, но честен и трудолюбив. Только умом не отличался, даже матушка с этим была согласна.
– Но ты не огорчайся, Джонс, – сказала она ему. – Раз ты честен, добр и трудолюбив, все будет хорошо. Надо только жену найти умную. Ты как, сам будешь искать или мне попытаться?
Джонс решил, что, пожалуй, сам поищет. В ближайшую субботу пошел он в Бриксуорт и стал присматриваться к местным девушкам. Одни – собой пригожие, но с ленцой, им только наряды
– Пойду, – улыбнулась Мейзи. – Хоть ты и беден, зато честен, добр и трудолюбив.
Поженились они. Мейзи и по дому все делает, и коров доит, и в огороде мужу помогает. Заработает Джонс немного денег, отдаст Мейзи, а она опустит их в чулок и спрячет под перину.
Через год родился у них первенец; достала Мейзи из-под перины чулок, вынула деньги – дает
– Теперь у тебя есть сын, – сказала она. – Пора заводить большую ферму, чтобы жить в достатке, не зная нужды. Для начала нужно купить еще одно поле. Вчера слышу, вдова Пикок говорит, многовато у ее племянника земли, куда ему столько. Хочет он одно поле продать. Знаешь какое? Гусиный луг, что через ручей от его усадьбы. Иди к нему прямо сейчас и скажи: “Ты продаешь – я покупаю”. Если, конечно, цена подходящая.
Взял Джонс деньги и пошел к племяннику вдовы Пикок. Договорились они о цене, и к вечеру Джонс был уже владельцем Гусиного луга.
– Молодец! – похвалила Мейзи, когда он вернулся вечером домой и рассказал о покупке. – Вспашешь теперь Гусиный луг, засеешь, и будем ждать урожая. Три года пройдет, накопим денег и еще поле купим.
Наутро пошел Джонс пахать Гусиный луг, очень довольный собой и своей умной женой Мейзи. Всю неделю трудился не жалея сил, а когда начал последнюю борозду, увидел огромного великана, обросшего дикой всклокоченной шерстью. Он подходил, переваливаясь и спотыкаясь, и смотрел на Джонса маленькими жестокими глазками.
Джонс сразу узнал его. Это был боггарт – наполовину человек, наполовину зверь. Мать в детстве рассказывала ему про таких чудовищ. Боггарты, как известно, очень сильные, хитрые и злые великаны.
– Добрый день, боггарт, – вежливо сказал Джонс.
Матушка всегда говорила ему: вежливость украшает человека.
Боггарт нахмурился.
– Это мое поле! – прохрипел он. – Кончишь пахать – и убирайся отсюда! Я здесь хозяин.
Рыкнул свирепо на Джонса и исчез.
– Вот так история, – покачал головой Джонс.
Кончил пахать и пошел скорее домой рассказать жене, что случилось.
Мейзи качала люльку и, услышав про боггарта, задумалась.
– Возвращайся завтра на поле, – сказала она наконец, – явится боггарт, скажи ему, что ты купил Гусиный луг у племянника вдовы Пикок и что завтра пойдешь в суд, начнешь с ним тяжбу.
Наутро ждет боггарт Джонса на Гусином лугу, смотрит на тучный, только что вспаханный чернозем и ухмыляется. Наверняка Джонс с перепугу и думать об этой земле забыл. А Джонс увидел боггарта и степенно ему говорит:
– Гусиный луг – мой. Я купил его у племянника вдовы Пикок на свои деньги и завтра пойду в суд, начну с тобой тяжбу.
Поскреб боггарт в затылке – куда ухмылка делась – и стал Джонса уговаривать:
– Ненавижу судейских крючков. Чем дело ни кончится, плакали наши денежки, все к ним в карман уплывут. В суд только простаки ходят. Знаешь, как мы поладим? Давай вместе полем владеть. Недурная мысль, а? Урожай, само собой, пополам.
– Это надо хорошенько обмозговать, – сказал Джонс. – Приходи завтра утром, будет тебе ответ.
Рассказал вечером Мейзи о том, что боггарт придумал. Качает Мейзи люльку, а сама прикидывает, как бы боггарта перехитрить.
– Скажи ему, что согласен, – наконец решила она. – А потом спроси, что он желает по осени получить – вершки или корешки. Да прибавь – пусть слово свое держит крепко. Уговор дороже денег.
Наутро ждет боггарт Джонса, смотрит на тучный, только что вспаханный чернозем и ухмыляется злобно – все равно весь урожай его будет, уж он-то сумеет обвести Джонса вокруг пальца.
– Я принимаю твое предложение, – говорит ему Джонс. – Только, чур, слово свое крепко держать. Ты что по осени хочешь взять – вершки или корешки?
Поскреб боггарт в затылке, прищурился, вперил маленькие черные глазки в распаханное поле.
– Я, пожалуй, возьму вершки, – решил он. – Уберешь ты осенью урожай – приду и возьму свою долю.
– Пусть берет вершки, – кивнула Мейзи, услыхав от Джонса, что выбрал боггарт. – В этом году посадишь на Гусином лугу картошку.
Джонс так и сделал: посадил, окучил, рыхлил между рядами, и уродилась картошка, какой не бывало. Копает он последний куст, видит, приближается боггарт – еще огромнее, еще сильнее, еще гуще шерстью оброс.
– Я пришел за моей долей, – сказал он, злобно ухмыляясь.
– Конечно, конечно, – вежливо ответил Джонс; матушка всегда говорила ему: вежливость украшает человека. – Забирай, пожалуйста, свои вершки – вон их сколько: ботва, сорняки. Мне и клубней хватит.
Перестал боггарт ухмыляться, поскреб в затылке, нахмурился, а картошка такая крупная, чистая, без единой червоточины. Поглядел он на свои вершки, а делать нечего. Уговор дороже денег.
– Ладно, – прорычал он. – На тот год сделаем по-другому. Ты возьмешь вершки, а я – корешки. Урожай поспеет – я приду и заберу свою долю.
– Вот он и получит корешки, – улыбнулась Мейзи. – На тот год посеешь на Гусином лугу пшеницу.
Джонс так и сделал; вспахал поле, засеял пшеницей, проборонил; осенью собрал урожай, какого не бывало. Жнет он последнюю полосу, а боггарт тут как тут – еще огромнее, еще сильнее, еще гуще шерстью оброс.
– Я пришел за своей долей, – сказал он, злобно ухмыляясь.
– Конечно, конечно, – вежливо ответил Джонс; матушка всегда говорила ему: вежливость украшает человека. – Забирай, пожалуйста, корешки. Мне и колосьев хватит.
Перестал боггарт ухмыляться, поскреб в затылке, нахмурился: зерно такое спелое, золотом переливается – и все Джонс себе заберет, ему одни никчемные корешки остались. А ничего не сделаешь. Уговор дороже денег.
– Два раза ты меня обхитрил, – прорычал боггарт. – В третий раз тебе это не удастся. На тот год посеем траву и будем соревноваться – кто сколько скосит, тот столько и возьмет.
– Два раза мы обхитрили боггарта, – сказал Джонс, вернувшись домой. – Но боюсь, в этом году отнимет он у нас Гусиный луг. Вон он какой – в три раза выше меня, в шесть раз сильнее, – где мне с ним тягаться. Я скошу ярд, а он – милю.
– Никакому боггарту никогда не отнять у нас Гусиный луг, – твердо сказала Мейзи. – Буду завтра масло сбивать и придумаю, как от боггарта избавиться.
Наутро сняла Мейзи с молока сливки, вылила их в маслобойку; крутит ручку, сливки сбиваются потихоньку в желтые комки, а Мейзи свою думу думает. Сбила масло, промыла, нарезала деревянной лопаткой ровные кубики; а когда вечером Джонс вернулся, призналась, что не придумала еще, как перехитрить ленивого и жадного боггарта.
– Но ты не беспокойся, – уверила она мужа. – Буду завтра варить крыжовенное варенье и что-нибудь придумаю.
Утром собрала в саду ягоды, села на солнышке обрезать хохолки и черешки, детишки рядом играют. Намерила ягод в большой медный таз, насыпала сахару, поставила таз на таганок, развела огонь, помешивает большой ложкой, а сама все про боггарта и Гусиный луг думает.
Вернулся Джонс домой под вечер, она ему опять призналась, что ничего еще не придумала.
– Но ты не беспокойся. Вот буду завтра шерсть прясть – детям надо теплые кофточки связать к зиме – и обязательно что-нибудь придумаю.
Наутро села за прялку, нажимает ногой – вверх-вниз, вверх-вниз; сучится шерсть в крепкую ровную нитку. Вот уже сколько спряла – можно красить, сушить, и вяжи что хочешь. Смотрела, смотрела Мейзи, как колесо вертится, и стало у нее на душе так легко, так покойно. Тут-то и осенило ее, додумалась все-таки, как спасти Гусиный луг от длинной косы и могучих плеч боггарта.
Вернулся муж вечером домой, Мейзи ему и говорит:
– Иди завтра в Бриксуорт к кузнецу, которого зовут Большой Стив. Пусть выкует пятьдесят толстых железных прутьев. А летом, пока трава не выросла, пойдешь на Гусиный луг и воткнешь их в траву с той стороны, откуда боггарт будет косить.
Так Джонс и сделал. Пошел в Бриксуорт, выковал ему Большой Стив пятьдесят железных прутьев; а летом, пока трава не выросла, отправился Джонс на Гусиный луг и воткнул их в траву на ближнем конце поля. Подросла трава, встал он утром с зарей, взял косу в амбаре, хорошенько ее наточил и отправился на Гусиный луг. Подходит, а боггарт уже ждет его – еще огромнее, еще сильнее, еще гуще шерстью оброс. Маленькие глазки злобно блестят, кожаным поясом подпоясан, сзади заткнут большой точильный камень, а в руках коса – втрое больше, чем у Джонса.
– Кто первый пришел, тот с ближнего конца начинает, – говорит боггарт, а сам думает: пойдет Джонс на дальний конец, уморится, будет еле-еле махать. – Ты готов? – крикнул он, когда Джонс дошагал до своего края.
И, не дожидаясь ответа, развернул плечи и срезал одним махом столько, сколько Джонсу в четверть часа не скосить.
– Ха! Ха! – обрадовался он.
Опять размахнулся, на этот раз срезал столько, что Джонсу и в полчаса не скосить.
– Хо! Хо! – громыхнул он.
Размахнулся еще раз, и ударила коса по железному пруту, скрытому густой травой.
– Какие, однако, здесь лопухи жесткие! – воскликнул боггарт, вынул из-за пояса точильный камень и стал отбивать косу с большим усердием.
Опять размахнулся и опять хватанул косой по железу. Вынул камень, снова давай точить. Так и пошло. Размахнется, ударит по пруту – и опять точи косу! Жарко, пот градом льет, совсем из сил выбился. Глянул на другой конец поля – и зло взяло: Джонс не спеша, размеренно косит себе и косит, трава налево-направо ровными валками ложится.
– Эй! – крикнул боггарт. – Постой! Никогда я не видел такого поля! Трава как железо. Коса то и дело тупится. Скоро уже и точить будет нечего. Давай отдохнем!
– Отдохнем? – воскликнул удивленно Джонс. – Да ведь мы только начали. Подожди, пробьет одиннадцать, тогда и отдохнем. А сейчас еще и восьми нет. Ну а вообще, как хочешь.
И он опять начал косить, а трава опять повалилась налево-направо ровными валками.
Услыхав, что надо косить до одиннадцати, боггарт разозлился не на шутку, швырнул косу подальше в траву да как заорет:
– Подавись ты своим полем! Ничего путного на нем не родится: сорняки, ботва да лопухи как железо! Ноги моей больше здесь не будет. Осточертело оно мне, да и ты не меньше!
Рыкнул боггарт яростно и исчез, больше никогда не появлялся в Нортгемптоншире. А Джонс улыбнулся и давай косить дальше. Скосил все поле, подобрал огромную косу боггарта и пошел домой. Рассказал Мейзи, как славно все удалось, и повесил косу боггарта в амбаре рядом со своей. Отовсюду приходили люди подивиться на гигантскую косу. Говорят, коса боггарта до сих пор висит в том амбаре.
(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)