Орон верный

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него было три сына: Егор Храбрый, Федор Важный да Иван-царевич. Егор Храбрый вырос до возрасту, задумал невесту искать. Поехал белый свет смотреть. Ехал-ехал, до лесу Доехал. В том лесу ветха избушка, берестой покрыта, Дубом подперта. Постучал царевич в избушку. Впустила его в избушку старая старушка. А горница в избушке бархатом убрана, золотом шита. Сидят на лавке две девицы, две голубицы, одна другой лучше. Стал Егор Храбрый старшую девицу сватать. А бабка Яга и говорит:

«Та девица не худого роду, чтоб на пусто брюхо свататься!»

Навалила на столы пряников, налила бражки медовой, сусла пивного. Он наелся, напился, под стол свалился. «Охти мне, поганый пьяница, да по жениху и невеста!»

Подняла Яга-Баба Егора Храброго на одну ладонь, девицу-голубицу за белы перышки да в погреб и кинула.

Ну, долго ли — и Федор Важный жениться захотел. Поехал по свету жену выбирать. Ехал-ехал, в сад заехал. В том саду стоит золотой дворец, серебром крыша крыта. «По моему званию и домок!»

Зашел Федор Важный в золотой дворец. Во дворце худа комната рогожей крыта. На грязной лавке сидит девица — белая голубица.

Федор

Важный шапки не скинул, бабке не поклонился. Бабка в углу стоит, говорит: «В моем доме по пирогу честь!»

Навалила на стол медовых пряников, понаставила браги и пива. Федор наелся-напился, под стол свалился. «Неучтивому пьянице и невеста така!»

Взяла Баба Яга Федора на одну ладонь, девицу-голубицу за белы перышки, в погреб кинула.

Вот вырос Иван-царевич до возрасту. Хочет он братьев найти, невесту высмотреть. Отец-царь ему воли не дает.

Тут Иван-царевич запечалился. Ходит по городу, слезы льет. Увидала его бабушка-задворенка: «Что, Иван-царевич, слезы льешь?» — «Были у меня братья-царевичи, я хотел бы их отыскать, а отец воли не дает»,— «Вот, Иван-царевич, когда ты родился, тогда и конь родился. Есть у царя худой погреб. За двенадцатью дверями, за двенадцатью замками там конь стоит. Под передним углом богатырские доспехи валяются. Ты наутро скажи отцу, будто сон видал, а не сказывай, что я тебе дело открыла».

Ну, Иван-царевич спать повалился, утром встал, говорит: «Государь мой, батюшка, я сегодня во сне чудеса видал. Будто есть у тебя худой погреб. В том погребу двенадцать дверей, за двенадцатью замками там конь стоит, вровень со мной родился. Под передним углом богатырские доспехи валяются. Это правда или сонный врак?» — «Это, сын, тебе не сон снился, а кто-то тебе дело рассказал. Ну, так делать нечего».

Пошел Иван-царевич к худому погребу. Взял замки богатырской рукой: сверху рвет, снизу конь двери ломает. Проломали двери — конь выскочил. Положил Иван-царевич на коня богатырскую ладонь, конь не шелохнется. Поднял Иван-Царевич худой погреб за передний угол, вынул меч-кладенец, копье долгомерно, доспехи богатырские. И поехал по свету братьев искать.

Ехал-ехал, до избы доехал. В темной горнице Баба Яга сидит. Иван-царевич коня привязал, копье долгомерно наземь кинул. Все равно никому не поднять. Зашел в горницу, шапку снял, поклонился: «Где,— говорит,— Яга-Баба, мои братья?» — «В моем дому попьют-поедят, потом вести спрашивают».— «Я в твоем дому не гость, а пришел ответа спрашивать».

А Баба Яга взяла — стол поставила, пряников медовых наносила, браги налила. Иван-царевич взял стол правой рукой, в окно выбросил, бели выбил.

Яга-Баба видит, что его хитростью не взять, схватила из кошеля две змеи, побежала на Ивана-царевича. Змеи шипят, огнем палят. Иван-царевич взял меч-кладенец, один раз махнул — змеям головы снял.

Схватил Бабу Ягу, давай правду пытать. Тут она и покаялась. Он ей голову снес. Одним пальцем двери открыл: «Живы ли, братья мои да девицы-голубицы?» — «Живы, Иван-царевич. На ладан дышим!»

Вышли тут царевичи да девицы-голубицы. Худые да бледные, у голубиц перышки повылезли. Пали девицы Ивану-царевичу в ноги: «Мы тебе, Иван-царевич, не однако отслужим!»

Ну, Иван-царевич говорит: «Который которую сватал, за себя бери, к отцу вези. А я поеду себе суженую добывать».

И поехал. Ехал-ехал, до поля доехал. В том поле стоит виселица. Ведут богатыря на смерть вешать. Тут Иван-царевич подъехал: «За что, товарищи, богатыря вешать ладите?» — «А за то вешать ладим, что богатырь царску Дочь обнасилил!» — «Этим море не погано; если хорошая Девушка, так и я взамуж возьму. А богатыря отпустить Должны, если с царской кровью встретился».

Ну, они подумали и отпустили богатыря. Богатырь пал Ивану-царевичу в ноги: «Буду тебе Орон Верный по самую смерть!»

Поехал Иван-царевич к царю, посмотрел на царскую дочь: «Хороша девушка, да не краше девиц-голубиц. Поеду, по белу свету поезжу, если краше не найду, то взамуж возьму ».

И поехал он по белу свету. Ехал-ехал, пять лет проехал, десять царств видел, а нигде краше девиц-голубиц да царской дочери не видывал. «Ну,— думает,— к тому царю вертаться, тую девушку брать».

Заехал он в чисто поле, стоит шатер шелковый, ковром крытый. Богатырский конь кругом ходит — траву кушает. Иван-царевич слез с коня, его не привязывает: «Если конь с конем дружны будут, то и богатырь с богатырем дружны будут».

Конь коня о бок трет, одну травинку хрупает. Иван-царевич пошел в шатер да и лег около богатыря спать. Иван-царевич храпит — словно орел летит, богатырь храпит, как гром гремит.

Середь ночи пробудился богатырь — видит: чужой человек лежит. Хотел его сколоть, да и думает: «Что я сколю сонного, словно мертвого, пусть к свету проснется, будет мне с кем силой помериться».

Вот Иван-царевич к утру-свету проснулся — видит: около богатырь лежит, тот самый — Орон Верный. «Здрав ствуй, Орон Верный!» — «Здравствуй, Иван-царевич, а я чуть тебя сонного не сколол!» — «Куда путь держишь, Орон Верный?» — «Я тут пять лет сижу, стерегу красавицу Марфу Прекрасную Золотую Грудь!» — «А что, Марфа Прекрасная краше девиц-голубиц?» — «Марфа Прекрасная что красно солнышко, а девицы-голубицы что черная головня!» Загорелось сердце у Ивана-царевича на Марфу Прекрасную: «Нельзя ли, брат Орон, ее высмотреть?» — «Вот в сегодняшний день она выйдет в сад купаться».

Марфа Прекрасная Золотая Грудь, она вышла в сад погулять. Иван-царевич стал на коня ногами да через стену смотрит. Марфа Прекрасная стала разоболокаться, мамки да няньки глаза закрыли, ослепнуть боятся. Иван-царевич глаза рукой прикрыл. Стала Марфа Прекрасная в саду как красное солнышко, золотая грудь как звездочка. Закипело сердце у Ивана-царевича, дал коню шпоры, перескочил через стену, ухватил Марфу Прекрасную и прочь поскакал. Тут забила тревога, закричали мамки да няньки, зазвенели ружья да сабли. Полетела за Иваном-царевичем погоня. Налетел Кощей Бессмертный, ему голову срубил, коня убил и Марфу Прекрасную во дворец унес.

Ходили в поле быки да коровы. Орон Верный быка убил, с него кожу снял, сам в кожу залез. Прилетели вороны с вороненком, стали кожу клевать. Орон Верный ухватил вороненка. Ворона кричит: «Мил человек, отдай мне вороненочка!» — «Принеси мне живой и мертвой воды, так отдам, а нет, так голову скручу».

Налетело тут воронья несметное множество. Покричали, поурчали, принесли мертвой и живой воды. Орон взял вороненка, раздернул, спрыснул мертвой водой — стал вороненок цел, спрыснул живой водой — полетел вороненок в поднебесье. «Верно,— говорит,— тут нет обмана». Спрыснул Иван-царевича мертвой водой — голова приросла. Спрыснул живой водой — встал Иван-царевич, отряхнулся: «Фу-фу-фу, русский дух долго спал, да скоро на ножки встал».— «Кабы не я, так и век бы проспал!» — «А кабы не я — ты давно на виселице висел!»

Ну, надо Иван-царевичу коня. Вспрыснул его мертвой и живой водой, конь встал, отряхнулся.

Тут они окрестились родными братьями и поехали искать Марфу Прекрасную Золотую Грудь.

Вот доехали они до болота. В болоте стоит каменный дом. Они пошли по болоту ползунком да катком, а дом стоит — не вязнется. У окошка Марфа Прекрасная сидит, Кощея с Руси ждет: «Налетит Кощей Бессмертный, он вас съест!»

Она взяла Орона мушкой обернула, а Ивана-царевича в сундук запрятала: «Ты спроси его, Марфа Прекрасная, в чем его смерть находится».

Вдруг гром гремит, град идет, Кощей Бессмертный летит. Прилетел, на лавку сел: «Фу-фу-фу, что-то в горнице русским духом пахнет».— «Летела с Руси сытая птица, уронила костку в трубу, из печи пахнет».

Марфа Прекрасная его напоила, накормила, спать повалила, стала в голове вшей искать. И стала спрашивать: «Что, Кощей, где твоя смерть находится?» — «А вон в голике под порогом». Она вскочила: «Надо голик в ящик спрятать!» — «Глупая баба, кто это смерть в голике бросит — моя смерть на печи в коробке лежит!» Она вскочила: «Надо коробок в сундук спрятать!» — «Глупая баба, зря волосья дергает! Кто смерть в коробке бросит? Моя смерть далеко лежит. Есть в море остров Буян, в острове погреб, в погребе ящик, в ящике заяц, в зайце яйцо — в том яйце моя смерть лежит».

А Иван-царевич все слышит. Ну, как он про смерть сказал, Марфа Прекрасная и говорит: «Ты бы, миленький, на Русь слетал да принес бы мне русскую кухарку. Не-могу я от вашей пищи!»

Он собрался и полетел. А Иван-царевич и Орон Верный отправились Кощея смерть искать.

Приехали к морю, дубья наломали, плоты связали, по волнам покатили. Стала поперек волны щука-рыба. Иван-царевич хотел ее стрелить, Орон говорит: «Не стреляй, Иван-царевич, щука-рыба нам сгодится».

Налетели на остров, пошли в гору. На дубе кречет сидит, вороненка ест. Хотел Иван-царевич его стрелить, а Орон Верный говорит: «Не стреляй, кречет нам сгодится».

Добрались до погреба. Стоят на погребе четыре дуба. Орон Верный рвет дуб с ветками, Иван-царевич — с ко мелем. Вытащили ящик. Выпал из ящика заяц, побежал по горе — и ружье не возьмет. Налетел тут кречет, пал на зайца. Выпало из зайца яйцо. Взял Иван-царевич яйцо, в платок завернул. Сели на плот — поехали. Набежала волна, Иван-царевич покачнулся, яйцо в воду сронил. Стали на берегу печалиться. Выскочила щука-рыба, яйцо подала.

Ну, поехали. До болота доехали, а Кощей Бессмертный у смерти лежит. Взял Иван-царевич яйцо, разломил Кощей и помер. Забрали они золото и Марфу Прекрасную Золотую Грудь. Марфа Прекрасная говорит: «Надо этот дом огнем спалить».

Запалили они дом, и полезло оттуда гнусу разного. Они этот гнус в огонь заметали. И поехали в свое царство.

А туда Яга-Баба пришла, все царство разорила, отца с матерью в темницу кинула, глаза выкопала. А сама как мать превратилась. И заповедь дала: кто из людей Ивану-царевичу расскажет, тот камнем станет.

Вот подъезжают они к своему царству. Тут ночь пала, они шатер раскинули и спать полегли. Иван-царевич с Марфой Прекрасной крепко спят, а Орон Верный глаз не смыкает. Прилетели на шатер девицы-голубицы, Федоpa да Егора женки. Лапками перебирают, слезы утирают: «Ах, Иван-царевич, едешь ты не к матери, а к Яге-Бабе; твоя мать, отец, родные братья в темнице сидят — глаза выкопаны. Яга-Баба тебе подарочек направила — перву чашу с ядом изготовила».

Наутро встает Орон невеселый. Иван-царевич говорит: «Что ты невеселый ходишь? Или тебе невесты жалко?..» — «Не надо мне твоей невесты, а если будут тебе подарки давать, так ты мне отсули».— «Пускай тебе»,— говорит.

Опять ночь ночевали. Налетели девицы-голубицы, ножками перебирают, слезы утирают: «Эх, Иван-царевич, направила тебе Яга-Баба второй подарочек, вороной конь. То не конь, а змей, он тебя разорвет!»

Орон Верный наутро встает невеселый: «Что, Иван-царевич, отсули мне второй подарочек. Я тебя от смерти спас».— «Пусть тебе»,— говорит.

На третью ночь прилетели девицы-голубицы, еле крылышки держат: «Ах, Иван-царевич, назад вертайся, направила тебе Яга-Баба подарочек: золотую карету, жемчугом убрану; как сядешь, так тебя и сплюснет. А сказать никто не смеет; кто скажет, тот камнем встанет».

Утром Орон Верный говорит: «Иван-царевич, отсули мне еще подарочек, я тебе невесту добыл».— «Ну, пусть тебе»,— говорит.

Приехали они в город. Баба Яга вместо матери целуется, обнимается. Налила Ивану-царевичу чару сладким вином: «Выпей, сыночек, на радости». Иван-царевич только хлебнуть хотел, а Орон говорит: «Ты ведь мне от-сулил!» — «И правда, царско слово не воротится!» Орон вино под лавку, а чару в карман, вино под лавкой половицу выело. А Баба Яга и говорит: «Ты что ж это слуге да подарки даешь материны?»

Ну, привели Ивану-царевичу вороного коня. Конь — что чудо, золотая грива! «Ну,— говорит,— сынок, вот тебе конь направлен». Иван-царевич любует коня, а Орон говорит: «Ты мне отсулил!»

Поднял палицу пятьдесят пудов и давай коня шелучить, убил до смерти. Ивану-царевичу коня жаль, а помалкивает. А Баба Яга говорит: «Что ты, сынок, надо мной издевку строишь, все матернины подарки слуге отдаешь?»

Ну, подъехала карета золоченая, жемчугом шита, шелком крыта. «Ну, садись, сынок, под венец ехать!» Иван-царевич только ступил, а Орон подскочил: «Ты ведь мне отсулил!» Иван-царевичу кареты жаль: «Эх, какой ненасытный»

А Орон давай карету бить-ломать — в щепы разнес!

Баба Яга ярится, его погубить хочет. Вот вечером их спать повалили. А Орон Верный караулить стал. Середь ночи идет Яга-Баба, две змеи несет. Орон Верный меч схватил, змеям головы снес. А Яга-Баба закричала: «Ой, Иван-царевич, обнасилил слуга твою родную матушку!» Иван-царевич разгорячился: «Ах ты такой-сякой, я тебя от виселицы спас, я тебе и голову снесу!» — «Постой, названый братец, дай слово сказать!» А Яга-Баба кричит: «Не надо ему слово говорить, он над матерью твоей изгалялся!» — «Нет, уж был он мне крестовым братом — пусть перед смертью слово скажет!» — «Это, Иван-царевич, не твоя мать, а Яга-Баба…»

Сказал Орон Верный, по колени камнем стал. «…Твои родители и родны братья в темнице сидят и глаза выкопаны…» А Орон Верный уж по грудь камнем стал: «…хотел я, Иван-царевич, и тебя спасти, и сам жив остаться, да ты слугу верного, брата крестового, вешать повел».

Только он сказал, и стал серым камнем. Тут Иван-царевич схватил Бабу Ягу богатырской рукой — пополам разорвал. Ну, пошли они в темницу, вывели отца с матерью, родных братьев, девиц-голубиц. А у отца с матерью глаза выкопаны. Взял Иван-царевич живой воды и оживил им глаза. А Орона Верного ни живая, ни мертвая вода не берет. Ну, Иван-царевич плачет-рыдает: «Сгубил я брата названого Орона Верного!»

Взял он этот серый камешек и в свою спальню у изголовья поставил. И зажили. Год живут, а Иван-царевич все по Орону скучает. И два живут. Вот ему Марфа Прекрасная сына родила. У парничка золотые волосы, по ресничкам жемчужинки, под затылком светел месяц. А Иван-царевич все скучный.

Вот ему раз сон снится. Открыл Орон Верный каменные уста и говорит: «Если меня крестовый брат, Иван-царевич, спасти хочет, то зарежь сына и помажь мне рот».

Иван-царевич как выстал, дождался, чтоб Марфа Прекрасная в сад гулять пошла, да взял сыночка своего зарезал. Сам плачет, а сам кровь в ковш собирает. Собрал кровь да ею помазал рот серому камню — Орону Верному. Тут камень и ожил. Потянулся Орон Верный и говорит: «Долго я спал, да скоро встал!» — «Эх, Орон Верный, кабы не я, так и вовсе не встал!»

Глянул Орон Верный — лежит сын Ивана-царевича, горло перерезано. Взял тогда Орон Верный мертвой воды — горло срослось. Взял живой воды — ребенок ожил. Тут Иван-царевич стал его миловать.

И стали жить-поживать и царствовать.



1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Сказка Пять Котов
Сказка Орон верный